Семья навеки Энн Питерс Зак Робинсон богат, обаятелен, надежен. Любая женщина пошла бы за ним хоть на край света. Но только не Моника, разочаровавшаяся в мужчинах после своего неудачного брака. Могла ли она предположить, что ей все-таки придется последовать за ним почти на край света — на суровый северный остров? Энн Питерс Семья навеки ГЛАВА ПЕРВАЯ «Отель «Северная Звезда» приглашает невест на Аляску». Моника Гриффит мимоходом взглянула на объявление и чуть не застонала. Семейное счастье незнакомых людей потеряло для нее всякий интерес, поскольку нечто гораздо более важное, жизненно важное, требовало сейчас всей ее энергии: собственная безопасность и безопасность ее ребенка. Она давно уже была бы на пути к Кадьяку, если бы не чувствовала себя обязанной Ребекке. Обходя лужу, Моника вздохнула. Она любила и уважала Ребекку Сандерс и хотела довериться ей. Но это было слишком рискованно. Зак Робинсон вышел из отеля «Северная Звезда» с твердым намерением убраться подальше, пока есть такая возможность. Он был настоящим дураком, когда позволил сестре уговорить себя прийти на эту вечеринку. Ему хватило одного взгляда на зал, где скучали женщины всех возрастов и размеров, чтобы повернуться и вылететь вон. Выходя из дверей отеля, он столкнулся с длинноногой блондинкой, спешившей ему навстречу, и извинился. Однако женщина испуганно отшатнулась и проскочила мимо него, с силой толкнув вращающуюся дверь. Зак стоял, озадаченно уставившись ей вслед. А что, если хотя бы несколько дам на вечеринке, устроенной Ребеккой, столь же привлекательны, как эта? Расправив плечи, Зак поймал дверь и снова вошел в отель. В вестибюле было тепло после свежего августовского вечера — лето недолго балует Анкоридж. Он скинул легкий плащ и заметил в другом конце холла ту самую женщину. Она тоже снимала пальто, одновременно говоря по телефону, а во взгляде, который она бросила на Зака, не было и подобия сердечности. Неудобно, конечно, наблюдать за незнакомой женщиной, но что-то в ней заинтриговало его. Тонкие черты красивого лица искажала тревога. Зак мог поклясться, что рука женщины дрожала, когда она откидывала упавшую на лицо прядь блестящих светлых волос. Ее голова была опущена, а глаза смотрели в пол. Зак решил, что она уже не юная девушка, хотя для него она была, несомненно, очень молода. Лет тридцать пять, предположил он, то есть моложе его лет на двенадцать. Он скользнул взглядом по фигуре и наряду женщины. Черное платье, простое, но элегантное, как раз для такого вечера. А это должно означать, что она одна из «невест». Или же Бекки, сопротивляться которой бесполезно, уговорила ее «оказать поддержку». Облегающее короткое платье изящно охватывало женственную фигуру, на которую не мог не заглядеться любой мужчина. Выражение ее лица и жесты во время телефонного разговора указывали на то, что находиться ей здесь было не более приятно, чем ему. А если так, то они могли бы вместе появиться в зале, чтобы успокоить Ребекку, а затем расстаться полюбовно. Замечательный план! Моника почувствовала, что за ней наблюдают. Мгновенно насторожившись, она бросила взгляд в центр вестибюля, и кровь отлила от ее лица. Она увидела того самого мужчину, с которым столкнулась, когда он выходил из отеля! Господи, вдруг Ричард нанял кого-нибудь, чтобы… «Прекрати! — твердо сказала себе Моника. — Слишком рано». Ричард не знал новой фамилии и места жительства ее матери. К тому же настойчивый взгляд мужчины был скорее оценивающим, нежели угрожающим. Моника с нарочитым пренебрежением отвела глаза и, повернувшись спиной, спросила: — Ты уверена, что у нее упала температура? — Она напрягла слух, чтобы расслышать ответ матери, заглушаемый шумом вечеринки, и снова горько пожалела о том, что вынуждена быть здесь. Потому что у ее дочки грипп. Возможно, это пустяк для другого пятилетнего ребенка, но не для такого, как Николь. До и после развода родителей ей пришлось вынести множество не только душевных, но и физических травм, и это сломило ее. Сегодняшний перелет из Сиэтла в Анкоридж до смерти напугал Ники, а номер скромного мотеля, отделенного от Северного полярного круга одной улицей, стал очередным незнакомым, полным опасности местом. И это несмотря на то, что с ней ее бабушка Карла, которую она полюбила и которой доверяет. Нет, малышка не плакала и даже не жаловалась. Но лучше бы плакала… — Тридцать семь с половиной — это вовсе не низкая температура! — раздраженно выпалила Моника. — Тебе удалось уговорить ее проглотить аспирин?.. Тогда попробуй дать микстуру… Хорошо. Поцелуй ее за меня и скажи, что я буду дома, как только смогу. Попрощавшись, Моника повесила трубку. Думая о ребенке, она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — Простите… — раздался позади нее мужской голос. Она резко повернулась и окаменела: снова этот мужчина! Моника не заметила, как он подошел к ней совсем близко. Он был очень высок, а улыбка, которой он одарил ее, была очаровательной и обезоруживающей. Моника заставила себя не обращать внимания на эту улыбку. Она не хотела, чтобы этот мужчина понравился ей. Она не хотела больше ничего! — Вы что-то сказали? — холодно спросила Моника, полагая, что этот мужчина — один из клиентов Ребекки Сандерс. — Могу я вам помочь? — Очень надеюсь, что да, — ответил он приятным баритоном. — Видите ли, мне нужна спутница. — О! — Хорошо, что она еще не нагрубила. — Так вы один из этих холостяков? Его голубые глаза заискрились весельем, а широкая улыбка прочертила морщинки на загорелом лице. — Это что же, необходимое условие? — Да, если хотите, чтобы я вам помогла. — Возможно, я не так подошел к этому, — извиняющимся тоном произнес он. — Меня зовут Зак Робинсон. — И он протянул руку. Моника притворилась, что не заметила этого, и указала на бальный зал: — Вечеринка там, мистер Робинсон. И сколько угодно потенциальных спутниц. Но Зак ничего не добился бы в жизни, если бы так легко сдавался. — Зовите меня Заком, — сказал он. — Сказать по правде, я очень надеялся на то, что вы… — Закариус! Подавив вздох и прошептав Монике «извините», Зак повернулся и посмотрел на сестру, которая, как всегда, излучала неиссякаемый энтузиазм. — Ты пришел! — воскликнула она, быстро обхватив его за талию. Ее макушка едва достигала плеча Зака. — Я была уверена, что ты не подведешь. — И она ослепительно улыбнулась Монике. — И ты тоже. Спасибо огромное! — Что ты, не стоит благодарности, — ответила Моника. Бекки снова обратила свое внимание на Зака. — Почему ты все еще здесь? Зак чмокнул ее в волосы с проседью. — Я пытался смешаться с присутствующими. — Смешаться? — Ребекка перевела взгляд на Монику, которая только пожала плечами, радуясь тому, что избавится от этого мужчины. — Болтая с Моникой в вестибюле, ты ничем мне не поможешь, — возмутилась Ребекка. — А теперь идем. Вы нужны мне оба! — Разреши, я только отнесу свое пальто в гардероб, — проговорила Моника. — И я тоже. — Зак попытался освободиться от сестры. Но не тут-то было! — Она захватит и твой плащ, — сказала Бекки. — Правда, дорогая? — Она подмигнула Монике. — Я не доверяю этому парню, когда он вне поля моего зрения. Моника взглянула на Зака. Загнанное выражение на его лице было просто потешным. — Я принесу вам номерок, — произнесла она. — Спасибо, только… Но Бекки уже тянула его в бальный зал с удивительной для такой крохотной женщины силой. Зак подавил в себе раздражение и послал вслед Монике сконфуженный взгляд. Ее веселая улыбка застала его врасплох. Как она прекрасна, когда улыбается! Зак поплелся за сестрой, то и дело оглядываясь назад. Он ничего не мог с собой поделать. — Приятная женщина, — заметил он. — Ее имя Моника, да? — Да. — Она работает на тебя? — Ну… — Бекки остановилась и стала пристально разглядывать тускло освещенный зал. В полумраке Зак видел только расплывчатые очертания безликих мужчин и женщин. Гул голосов перемежался хихиканьем и сопровождался ревом стереосистемы. — Мы ищем кого-то? — спросил он, раздумывая над тем, когда снова увидит Монику. — Вот она! — Бекки потянула его за рукав. — Кто? — Женщина, с которой я хочу тебя познакомить. Мне кажется, это именно та женщина, какую ты искал. — Искал?! — Зак остановился как вкопанный и уставился на сестру. — Тише! — Ребекка огляделась, растянув губы в профессиональной улыбке. — Ты обещал быть милым, — проворчала она вполголоса. — Я обещал явиться, — поправил Зак, прежде чем вспомнил, что не обещал и этого. В ответ она пригрозила отлучением от семьи. И этот трюк сработал. Она, ее муж и дети были единственной его семьей. Зак помнил, через какой ад прошла Бекки, пока растила его. И после того, как он повзрослел, — тоже. Ладно, он здесь, но будь он проклят, если позволит ей диктовать, с кем ему проводить время. — Я уже выбрал себе такую спутницу, какую хотел. — Кого? Монику? — Сестра усмехнулась. — Не думаю, что она подходит тебе. — Почему? Потому что ты выбрала для нее кого-то другого? А я-то думал, что на таких мероприятиях люди сами находят себе пару. — Ты закончил? — спросила Ребекка удивительно мягко. Это было явным признаком того, что она кипит от раздражения. — Моника Гриффит не для тебя. Она вне брачного рынка, и она мой партнер по бизнесу. Понятно? Зак оглянулся, ища Монику глазами. Но Бекки резко потянула его за руку. — Зак, дорогой, поздоровайся с Хитер Монро. Зак послушно поприветствовал рыхлую блондинку, чей взгляд был преисполнен вожделения и благоговейного трепета. — Хитер — борец за охрану окружающей среды, — отрекомендовала Ребекка, пока Зак гадал, как бы ускользнуть. — Она из Олимпии, штат Вашингтон. Ну разве это не совпадение? Перед тем как уехать на Аляску, — пояснила Ребекка для Хитер, — Зак часто поднимал вопросы экологии перед властями штата Вашингтон. — И она еще раз настойчиво потянула его за рукав. — Не так ли, Зак? — Мм, да. — Зак ухитрился высвободить руку из тисков сестры. Зачем она вытаскивает его прошлое на всеобщее обозрение? — Но это было давным-давно, — мрачно добавил он. — О, это такое удовольствие! — в экстазе воскликнула Хитер. Она внезапно схватила его руку и начала усиленно трясти. — Я была вашей поклонницей, когда вы играли в баскетбол, я просто обожала вас! О Господи! Пытаясь найти защиту от восторженного лепета поклонницы, Зак поймал взгляд сестры, в котором уже угадывалось сочувствие. Бекки уцепилась за рукав первого попавшегося мужчины и подтащила его к Хитер. — Леонард Джонкинс, — представила она свою очередную жертву. — А это Хитер Монро. Ленни — лесопромышленник. Он чрезвычайно богат, — добавила она шепотом на ушко Хитер. Затем, уже громче, продолжила: — Думаю, вы найдете много общих тем для разговора. — И увела Зака к другой группе, в которой, как он с облегчением заметил, было несколько мужчин. — Прости, Зак, — произнесла со вздохом сестра. — Все в порядке. — Он в ответ сжал ее пальцы. — Только, пожалуйста, помни, что я здесь лишь для количества. Я не кандидат на роль жениха. — Тем хуже, — опять проворчала Бекки, но на этот раз Зак притворился, что не услышал. Наблюдая за развернувшимися событиями из другого конца зала, Моника почти жалела этого мужчину. Было ясно, что он находится здесь не по собственной воле. Без сомнения, Ребекка пригласила нескольких подставных лиц, когда в последнюю минуту оказалось, что список женихов невелик. Беднягу водили от женщины к женщине, как циркового медведя на поводке. Морщины вокруг его рта углубились от выражения угрюмой покорности и полного смирения. Моника почувствовала сострадание. И когда его глаза случайно встретились с ее глазами и округлились в отчаянной мольбе, Моника с трудом удержалась от того, чтобы не прийти ему на помощь. Это было бы и глупо, и смешно. Он взрослый человек, сам может о себе позаботиться, а у нее хватает и своих проблем. Она остановила проходившего мимо официанта, вручила ему номерок и указала на Зака. «Ну, вот и все», — подумала она. Однако они снова столкнулись нос к носу несколькими часами позже. Заку показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он ухитрился вырваться из цепких лапок дамочек, которые плотным кольцом окружали его. Он не мог дождаться того момента, когда покинет эту вечеринку. Бекки, видимо, поняла, что брат готов взорваться, и потому не возразила ни слова, когда Зак объявил: — Было очень приятно, милые леди, но долг зовет. Он не объяснил, что это за долг. На самом деле вечер был у него полностью свободен, просто с него было уже довольно. Он вышел в вестибюль и столкнулся с Моникой, которая только что положила телефонную трубку. — Еще один звонок? — кисло спросил он, вытирая лоб носовым платком. Он был сильно разочарован, когда вместо нее номерок ему принес официант. — Проверяете, дома ли муженек? — Преуспели в поисках спутницы? — парировала удар Моника и с подозрением посмотрела на него, когда он зашагал рядом с ней. Их глаза снова встретились, и, хотя Моника ничего не спрашивала, Зак уточнил: — Ребекка — моя сестра. Она заставила меня прийти. Но теперь я даже рад тому, что пришел, — добавил Зак рассеянно, так как внезапно был поражен глубокой печалью, притаившейся в глазах Моники, а также тем, что цвет ее карих глаз, казалось, меняется вместе с выражением ее лица. Она так и не объяснила, кому были адресованы ее телефонные звонки. Мужу? Это его не касается, ведь через несколько минут они отправятся каждый своей дорогой, вот и все. Все ли? — Вполне приличный вечер, — заметил он, по-джентльменски протягивая руку за ее пальто, которое она уступила ему после недолгой борьбы. Он помог Монике надеть пальто, восхищаясь тяжелым водопадом ее шелковистых волос. Ему так захотелось зарыться лицом в ее волосы, что он поспешно отступил на шаг назад. Когда она посмотрела ему в лицо, застегивая пуговицы на пальто, он спросил — только для того, чтобы что-то сказать: — Вам здесь не понравилось? — Нет. Но к делу это отношения не имеет, ведь это моя работа. — Понятно. Вы партнер Бекки. — Он принял свой плащ и, надев его, бросил на стойку несколько банкнот. — И чем же вы занимаетесь в вашем клубе знакомств? — В настоящий момент выхожу из него. Навсегда. Застегнув пальто, Моника открыла сумочку и достала бумажник. — Пожалуйста, не надо, — опередил ее Зак, — я уже заплатил. — Спасибо, но не стоило, — сухо ответила Моника и дала женщине однодолларовую купюру. — Спокойной ночи, мистер Робинсон. — Моника пошла к турникету. — Зак, — снова поправил он и направился следом. — Там проливной дождь. — Вижу. — Ваша машина… — Я пешком. — Вы пришли пешком?! — Да. — Она подняла воротник своего светлого пальто. — Здесь недалеко. — Под таким ливнем любое расстояние окажется огромным. — Зак решительно втиснулся вместе с ней в отсек вращающейся двери. — Я подвезу вас. — Нет, вы этого не сделаете! — Дождь был такой сильный, что ей пришлось повысить голос, чтобы он услышал. Зак посмотрел на Монику выразительным взглядом и, взяв за локоть, потащил ее к стоящей неподалеку машине. Усевшись за руль, он принялся отряхиваться, как мокрый пес. — И вы хотели идти пешком под таким дождем? Куда ехать? — Мотель «Гринбрайер». По улице направо, потом… — Я знаю, где это. — Он смерил ее взглядом. — Это же клоповник! — Вам-то что? — Кто вам его порекомендовал? — Ваша сестра. — О-о… Их взгляды встретились. Моника выглядела обиженной, Зак — смущенным. Моника поспешно отвела глаза и теперь смотрела прямо перед собой. Она чувствовала обиду и унижение. — Простите меня, — сказал Зак. Он знал за собой много недостатков, но бесчувственным ослом не был никогда. Что же касается его сестры, то она никогда не порекомендовала бы это место, если бы у Моники не было туго с деньгами. — Ваш муж без работы? Ей не хотелось отвечать. Зак мог поклясться, что ее ноздри раздулись от гнева. Руки, лежавшие на коленях, были сжаты в кулаки. — У меня, — наконец выговорила она хриплым голосом, в котором слышалось волнение, — нет мужа, и на этом точка. — Понимаю. Зак въехал во двор мимо неоновой вывески, часть букв которой перегорела. От бессилия он скрежетал зубами. Ему показалось, что есть сотни вещей, о которых ему хочется спросить эту женщину, но он знал, что она не захочет отвечать. — Какой номер? — Двенадцатый. Моника восседала гордо и величественно, как королева. Достоинство. Она цеплялась за него, как утопающий — за соломинку. Незнакомец, хотя и был насмешливым и докучливо властным, излучал доброту и надежность. Монике хотелось свернуться калачиком в его объятиях, интуитивно она понимала, что с ним была бы в безопасности. Вот почему, когда он выключил двигатель и повернулся к ней, она не смогла тотчас уйти. — Спасибо, что подвезли. — Не стоит благодарности. Она нащупала ручку, но никак не могла с ней справиться. В тот момент, когда Зак наклонился к ней, чтобы помочь, ее охватила безумная паника. Она почувствовала его дыхание на своем лице и замерла, когда их плечи соприкоснулись, а его рука потянулась вперед, мимо нее. Зак широко распахнул дверцу и убрал руку. — Спокойной ночи, — произнес он. Голос его сейчас был невыразительным, а выражение лица — жестким. Стало ясно, что он заметил ее реакцию. Моника стояла под дождем. Их взгляды были все еще прикованы друг к другу. Чувствуя нелепость своего поведения, Моника, казалось, хотела что-то объяснить. Но в конце концов лишь сказала: — Прощайте, мистер Робинсон. ГЛАВА ВТОРАЯ Зак посмотрел на часы. 11.30. Пора позвонить, справиться о погодных условиях. Телефон был в двух шагах. Как он и подозревал, приближался циклон. Но ему сказали, что его «сессна» опередит циклон и с перелетом на Кадьяк проблем не будет. Другое дело — паром. В такой шторм пролив может быть очень опасен. Он лениво наблюдал за несколькими пассажирами, прилетевшими из Анкориджа, которые друг за другом проходили к терминалу. Одна старушка показалась ему знакомой. — По-моему, это миссис Романова, — сказала Ада, его старая домоправительница. Зак не ответил. Все его внимание было поглощено другой женщиной — блондинкой с длинными ногами. Уже тридцать с лишним часов Зак находился в состоянии тягостного беспокойства. И только сейчас понял, что по вине этой молодой особы. На руках у нее сидела тепло укутанная маленькая девочка. — Моника! — Он и подумать не успел, как уже громко выкрикнул ее имя и большими шагами направился к ней. Несмотря на бледность и растерянность, молодая женщина была очень привлекательна. И то же, что заставило Зака так упорно преследовать ее в пятницу вечером, сейчас побудило его спросить: — Что вы делаете здесь, в Хомере? Это был не очень удачный вопрос. Он удивился, что она вообще ответила: — Мы делаем здесь пересадку на паром, направляющийся на Кадьяк. — Вы шутите! В такую погоду? — Когда мы брали билеты, погода была отличная. Девочка у нее на руках взглянула на Зака и быстро спрятала свое личико, уткнувшись в мамину шею. — Ваша? — спросил Зак. — Моя. — Она крепко обняла ребенка, словно защищая его. Зак размышлял, почему он никак не оставит ее в покое. Он чувствовал, что и Моника желает того же, особенно когда она сказала: — Боюсь, вы ее напугали. — Простите, — холодно сказал он и отвернулся. Да, его лицо, возможно, не слишком красиво, но никогда прежде оно не пугало ни одного ребенка. Позади него стояла жена Пита Романова, известного на Кадьяке рыболова. — Здравствуйте, Карла, — приветствовал ее Зак. — Здравствуйте, Зак, — ответила Карла, бросая в сторону Моники и ее ребенка беспокойный взгляд. — Я и не знала, что вы знакомы с моей дочерью. Ах, вот кто она такая! — Мы очень мало знакомы. Моника сказала, что вы собрались плыть на пароме. — Совершенно верно. Моя внучка очень больна и… — Мама, — оборвала ее Моника, — нам нужно идти… — Подождите! — Зак поймал ее за руку, но обратился к Карле: — Даже и не думайте об этом. Какой сейчас может быть паром? Прежде чем Моника успела что-либо ответить, он мягко повернул головку Николь к себе и положил ладонь ей на лоб. Девочка отпрянула от его прикосновения. — Ребенок весь горит. — Зак укоризненно посмотрел сначала на Монику, а затем на ее мать. — Ей надо лежать в постели, а не болтаться десять часов по штормящему океану. — Это не ваше дело, мистер Робинсон, — ответила Моника. Несмотря на дрожь в голосе, выражение ее лица было неприветливым. — Леди, здесь речь идет не о прогулке под дождем. На карту поставлено здоровье ребенка! — Николь до ужаса боится летать, — вмешалась Карла, сказав это примирительным тоном. Зак рассматривал девочку, глаза которой блестели каким-то лихорадочным блеском. — Она выглядит довольно спокойной. Зак увидел, что в ответ на его замечание глаза Моники потемнели от боли, и это невозможно было не заметить. Зак сам перенес немало страданий, чтобы причинять боль другим людям. Он тоже когда-то был отцом и слишком хорошо знал, как быстро может погаснуть жизнь в маленьком человечке, если эту жизнь не охранять и не беречь. — Послушайте, — тихо обратился он к Монике. — В этом деле у меня нет личного интереса, но когда-то давным-давно я… я знал маленькую девочку, которая… в общем, которая так и не стала взрослой оттого, что не получила той заботы, в какой нуждалась. Поэтому послушайте меня. Мой самолет стоит за окном, готовый к вылету. Позвольте мне доставить вас и вашего ребенка на Кадьяк. — Летите с ним, — посоветовала Ада. — На пароме поплыву я. Тем более что это путешествие даст нам с миссис Романовой возможность наверстать упущенное и наконец вдоволь наболтаться. Она заговорщицки взглянула на Карлу, и та кивнула. — Я хороший пилот, — сказал Зак. — Очень хороший, — подтвердила Ада. — Моя «сессна» — четырехместная, — пояснил Зак. — Вы можете уложить вашу дочь на заднее сиденье и потеплее ее укутать. Я доставлю вас на Кадьяк меньше чем через час. — Пожалуйста, дорогая, — прошептала Карла, когда Моника, все еще крепко прижимая к себе ребенка, беспомощно замотала головой. Моника взглянула на Зака. Ее мать с ним знакома, но ей недостаточно этого. Так много поставлено на карту! Даже одна крохотная ошибка может погубить все. — Ладно, — наконец сдалась она. Потеря независимости или риск ухудшить состояние Николь? Несопоставимо! — Получается, что я опять вынуждена принять ваше предложение подвезти меня. Решиться оказалось легче, чем она думала. — Не могу поверить, что она уснула, — сказала Моника. — Она ужасно горячая… — Мы почти на месте. — Зак объявил по рации свои позывные и координаты и добавил: — Вызываю доктора Кунца в Виндемиер. Срочно. — Зак порылся в нагрудном кармане и достал жевательную резинку. — Разбудите ее и дайте пожевать, пока я буду сажать самолет. Уши, — пояснил Зак в ответ на вопросительный взгляд Моники. — О да, конечно. Спасибо. Моника сняла обертку с жвачки, наполняя небольшое пространство между ними запахом мяты. Кабина пилота в «сессне» была узкой и тесной, а Зак Робинсон — не только очень высоким, но и широким в плечах и груди. Любое движение ее или Зака приводило к тому, что их руки или плечи соприкасались. В течение полета они совсем мало говорили друг с другом. Мешали шлемы, но больше — молчаливое присутствие Николь на заднем сиденье. Моника гадала, что же Зак Робинсон думает о ней и ее дочери. Он был очень вежлив и хорошо воспитан, чтобы спросить о чем-либо, хотя в глазах его сквозило много вопросов. Ладно, пусть гадает, решила Моника, неловко изогнувшись на своем узком сиденье, чтобы разбудить дочь и дать ей жевательную резинку. Доверять нельзя никому, каким бы надежным и вызывающим доверие человек ни казался. Она невольно коснулась грудью руки Зака и вздрогнула, поймав его пристальный взгляд. Какую-то долю секунды она смотрела на него, но этого оказалось достаточно, чтобы между ними вспыхнула искра. Это совершенно выбило Монику из колеи, да и Заку также не доставило большого удовольствия. Он быстро отвернулся. — Николь, милая, — позвала Моника, с трудом пытаясь притвориться, что ничего не случилось. — Просыпайся, дорогая. Хочешь жвачку? — Она мягко потрясла ребенка, потом встревоженно стала тормошить дочурку. — Она не просыпается! — Словно обезумев, она схватила Зака за рукав. — Она не просыпается! Паника охватила и Зака. Недремлющий кошмар мгновенно вернулся из тех далеких дней. Мэдди, его маленькая драгоценная Мэдди, слабая, ни на что не реагирующая. И холодная, такая холодная… — Моника! — Подбирая место для посадки самолета, Зак сумел найти секунду, чтобы накрыть своей рукой ледяную руку Моники и заглянуть ей в глаза. — Послушайте меня. У нее жар. Она глубоко уснула, а может быть, даже без сознания. Но она жива. И я не позволю — вы слышите меня? — я не позволю ей умереть! Еще один несчастный взгляд Моники, и он не в силах будет вести самолет. Немедленно взять себя в руки! — А теперь держитесь покрепче, хорошо? Мы садимся. Я постараюсь приземлиться мягко. Нас будет ждать доктор. Я обещаю. — Зак говорил отрывисто, манипулируя рычагами управления. Оцепенев, Моника закивала, а ее рука тем временем пробиралась к Николь, чтобы потрогать безжизненные пальчики дочери. Они были теплыми, даже горячими. Это успокаивало и пугало одновременно. Когда они приземлились, их встречали Дик Макбрайд и Митч Гордон, младший сын Ады, а также доктор Кунц с чемоданчиком. Зак выпрыгнул из кабины самолета и быстро обогнул нос «сессны», чтобы помочь Монике выйти. Затем кивнул доктору. — Сюда, док. Помогите мне. — Она ни на что не реагирует, — прошептал он доктору, когда им удалось осторожно вынести девочку из кабины. Заднее сиденье большого старого «мерседеса» доктора было очень удобным для маленькой девочки, закутанной в несколько шерстяных одеял. — Я поеду с вами. Подождите! — Моника, боясь, что врач уедет без нее, прыгнула на пассажирское сиденье и захлопнула дверцу. Доктор улыбнулся ей по-отечески: — Постарайтесь так сильно не волноваться, моя дорогая. Легко ему говорить! Моника мельком глянула в окно. Вокруг было очень пустынно, даже для Аляски. — Это кадьякский аэропорт? — спросила она, не в силах скрыть тревогу в дрожащем голосе. — Конечно, нет! — рассмеялся доктор. — Это владения Закариуса Робинсона — Виндемиер. — Что же сейчас вас беспокоит? — Зак прислонился спиной к двери, которую он только что закрыл за доктором. Моника металась взад-вперед по комнате, видно было, что она на грани истерики. Зак внезапно почувствовал непреодолимое желание заключить молодую женщину в свои объятия и утешить. Однако он придал своему голосу побольше строгости и спросил: — Вы разве не слышали, что сказал доктор Кунц? Самое страшное уже позади. Спит она сейчас нормально и… — Но он сказал, что ее нельзя никуда перевозить до тех пор, пока она не поправится! — прервала его Моника. Она в волнении размахивала руками. — Неужели вы не понимаете, что это невозможно? — Не понимаю. Здесь много комнат. Через несколько часов сюда прибудет Ада. — Зак отошел от двери и направился в сторону кухни. — Я умираю с голоду. А вы? Моника поспешила вслед за ним. — Мы не можем оставаться здесь! — Почему не можете? — Зак заглянул в холодильник. Самое лучшее, что он может сделать, — это остаться спокойным самому. — Здесь ветчина, сыр, ливерная колбаса… — Ливерная колбаса? — Моника дала сбить себя с толку и вздрогнула от этого. Зак приподнял бровь, потом пожал плечами: — Моя мать была немкой. Хлеб какой: пшеничный или ржаной? Моника только махнула рукой. Зак в раздражении отложил нож: — Послушайте, ваша дочь больна. И до тех пор, пока она не поправится, она должна оставаться в постели. Так в чем проблема? В комнате? Она ей не подходит, да? — Комната замечательная, но… — Дом слишком неказистый? Ванная грязная? — Зак распалялся все больше и больше. — Нет, конечно, нет. Но… — Тогда в вашей комнате что-то не так? — Конечно, нет. — Моника обхватила голову руками. — Вы не понимаете! — Чего же? — Зак принялся намазывать горчицей кусок хлеба с отрубями. — Мы с вами незнакомые люди! Зак покачал головой. — Не такие уж мы и незнакомые. Вы знаете мою сестру. Я знаком с вашей матерью. — Но вы совсем не знаете меня, так же как я не знаю вас. Вы сказали, что доставите нас на Кадьяк. — Я вас туда и доставил. Вы находитесь на острове Кадьяк. — Зак слоями уложил ломтики ветчины, сыра и помидоров, закрыл сэндвич и положил его на тарелку. — Давайте поешьте. Сразу почувствуете себя лучше. Моника уронила руки и только посмотрела на него. — Почему вы это делаете? — спросила Моника после минуты напряженного молчания. Она так и не притронулась к еде. — Чего вы хотите от меня? — О Боже! — Редко выходивший из себя, но сейчас действительно сильно задетый, Зак с грохотом поставил перед ней тарелку и отошел назад. — Какой-то парень здорово напакостил вам, не так ли? — заметил он негромким голосом. — Но знаете что? В отношении меня вы очень далеки от истины. Слышали когда-нибудь об элементарном сострадании? О сочувствии? Не в силах отвести глаза, чтобы спастись от ярости, сверкавшей в его глазах, Моника с трудом сглотнула. — Мне стало жалко этого ребенка, — продолжал Зак. — И вас, черт побери, тоже! Но не воображайте, что кроме жалости было что-то другое. У вас нет ничего, что мне нужно! Так ли это? Зак решительно отогнал эту мысль и пристально взглянул на женщину. Моника тоже изумленно смотрела на него. Унижение и стыд комком застряли в горле и душили ее. Готовые брызнуть слезы жгли глаза, но она бы скорее умерла, чем позволила себе расплакаться. Он наверняка счел бы слезы женской уловкой. Попыткой вызвать симпатию после такого оскорбления, которое она ему нанесла. «Почему я вижу во всем только низкие побуждения?» — подумала Моника. — Я… гм… — Ее голос прозвучал хрипло, и она снова сглотнула. — Я… не знаю, что сказать. Я… я прошу прощения. И не только за сегодняшний день, но и за тот вечер тоже. С вашей стороны было очень мило подвезти меня тогда. — Она подняла подбородок и вложила в свой взгляд остатки сил и твердости. — Нам было очень трудно. Отец Николь… — Все в порядке, — мягко сказал Зак. Ему было невыносимо видеть, с каким усилием она подбирает слова. — Вы не обязаны ничего объяснять. — Спа… спасибо… Моника отвела глаза. Непослушная слеза украдкой скатилась по ее щеке. Зак притворился, что не заметил этого. Он занялся едой и заставил себя сказать почти весело: — Молоко в холодильнике. Или, если хотите, я приготовлю чаю… Несмотря ни на что, ланч прошел в удивительно приятной обстановке. Откусив кусочек сэндвича, Моника почувствовала волчий голод. И неудивительно: ведь, переживая за Николь, она была не в состоянии ни поужинать, ни позавтракать. Около часа спустя, направляясь в ангар, Зак пристально посмотрел в окно комнаты, куда отправилась вздремнуть Моника. Черт, по возрасту он годится ей почти в отцы! Моника очнулась от короткого сна. Она спала как убитая. И первый раз за несколько месяцев ее не преследовали во сне кошмары. Но… Она села и огляделась. Где она находится? И где Николь? О Боже! В одно мгновение события этого дня пронеслись перед ней. Моника отбросила одеяло, соскочила с кровати и в мгновение ока натянула джинсы и надела туфли. Даже не зайдя в ванную, а просто пригладив волосы руками, она выскочила из комнаты. Моника вспомнила, что Николь находится за следующей дверью. Моника влетела туда и увидела Зака. Он держал в руке маленькую пластиковую ложечку, из тех, что прилагаются к бутылочкам с микстурой от кашля. На Монику он посмотрел с выражением сильного беспокойства. — Она кашляет, но никак не хочет вылезти из-под одеяла. Девочка кашляла, захлебываясь, и пугающая глубина этого кашля не приглушалась даже толстым шерстяным одеялом. — Мама здесь, детка! — Моника не слишком вежливо отстранила Зака. — Надо было разбудить меня. — Вы были очень измучены. Моника склонилась над кроватью и осторожно потянула за одеяло, приговаривая: — Дай взглянуть на твое личико, дорогая. Где там моя девочка? — Я и сам вполне могу дать ребенку ложку микстуры, — проворчал Зак. — Только не этому ребенку. — Моника даже не взглянула на него, продолжая увещевать дочь. — Она — особенная. «Избалованная. На это больше похоже», — подумал Зак. — Пожалуйста, уйдите, — спокойно сказала Моника, быстро взглянув на Зака. — Прошу вас. — Хорошо. Зак поставил лекарство и медленно вышел из комнаты. Моника бросила ему вслед извиняющийся взгляд, но тут же опять склонилась над дочерью. — Этот человек уже ушел, — сказала она, мягко, но настойчиво снимая одеяло. — Видишь? Николь перестала сопротивляться лишь тогда, когда настороженно обвела глазами комнату. — Видишь? — снова спросила Моника, обхватывая хрупкие, слабенькие плечи дочери и приподнимая ее. Свободной рукой она взяла ложечку с сиропом. — Давай, дорогая. Нужно остановить этот противный кашель… Внезапно Николь сильно ударила по ложке с лекарством, расплескав его. Моника испуганно отпрянула. — О, дорогая… Не зная, как быть, Моника прижалась щекой к лобику дочери и закрыла глаза. Собираясь с силами и призывая все свое терпение, она все-таки заметила, что головка Николь стала менее горячей. О Господи! Благодарю Тебя за это! Новый приступ кашля скрутил хрупкое тельце Николь. Руки Моники дрожали, когда она подложила под спинку ребенка еще одну подушку, а потом подняла с пола мерную ложку и снова наполнила ее сиропом. Поймав взгляд дочери, она улыбнулась ей и сделала крохотный глоток лекарства. — Хм, вкусно, — сказала она, облизывая губы. Сироп действительно имел приятный вишневый вкус. Соблюдая осторожность, она протянула ложечку Николь. — Теперь твоя очередь, — предложила она. На этот раз лекарство было проглочено, и Моника с облегчением вздохнула. Она оставалась с дочерью до тех пор, пока та снова не уснула. На цыпочках выйдя из комнаты, она нашла Зака в коридоре. Прислонившись одним плечом к стене, он скрестил на груди руки. Казалось, все это время он простоял здесь. Моника без сил опустилась на ступеньку и закрыла лицо руками. Зак присел рядом. — Я слушаю, — сказал он. — Если вы, конечно, чувствуете потребность рассказать. — Нет. — Она замотала головой, не отнимая рук от лица. — Я действительно не могу. — Хорошо, как хотите… Зак рассчитывал на то, что у него есть еще время. Он уперся локтями в колени и положил подбородок на руки. Как и раньше, ее страдание и уязвимость вызвали в нем желание обнять ее, утешить. Только утешить, не более. Но он просто сидел рядом с ней, терпеливо и молча. Минуты текли. Их неумолимый ход подтверждало громкое тиканье массивных дедушкиных часов на стене. Наконец Моника отняла руки от лица. Глядя прямо перед собой, она глубоко вздохнула. — Она не глухонемая, — произнесла Моника. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Тон Моники был почти вызывающий. Но когда она встретилась глазами с Заком, он не увидел в ее взоре никакого вызова. Все, что он увидел в этом пристальном взгляде, — боль. И боль была такая, что сердце у него сжалось. Было невыносимо наблюдать, как еще больше потемнели ее и без того темные глаза — в них он видел мольбу и немую просьбу верить ей. — Я и не думал, что она глухонемая, — спокойно заверил он ее. Немного упряма и избалованна — вот что он думал об этом ребенке. — Странно… Вообще-то это первая мысль, которая другим сразу приходит в голову. — Другим? Она отвернулась. — Ее так называемому отцу, например. — Вашему мужу? Она резко вскинула глаза на Зака. — Моему бывшему мужу, — поправила она его, процедив слова сквозь сжатые зубы. — Мои соболезнования. Зак поймал себя на мысли, что его обрадовало резкое замечание Моники. Оно ясно показывало, что в ее душе нет места ни прошлой любви, ни сожалению. Почему-то это имело для него значение. Почему? — И вас так беспокоит, что думает он? — осторожно спросил Зак, так, чтобы не показалось, что он выуживает какие-то подробности. — Ведь он уже ушел из вашей жизни. Вместо ответа Моника вздохнула. Она рассматривала резкие черты лица Зака и думала: рискнуть ли довериться ему? Ей так нужен человек, с которым можно разделить свою тревогу! Но она боялась, боялась ошибиться. В итоге она решилась на полуправду: — Я беспокоюсь, так как у Ричарда Синклера есть манера возвращаться в мою жизнь всякий раз, когда ему что-то нужно. Например, деньги. — С коротким смешком она добавила: — Словно у меня еще что-то осталось. Он разорил мой бизнес, — нервно пояснила она. — Фирма называлась «Спутница жизни для вас». — Она быстро взглянула на него. — Вы, вероятно, считаете, что это смешно. Зак смущенно пожал плечами. — Наверное, название было смешным, — согласилась Моника. — Но это был мой бизнес, и я гордилась им. В эту идею я вложила все наследство, оставленное мне бабушкой. У Дика тогда тоже было свое собственное дело — агентство по продаже недвижимости, оставшееся после его отца. Но он пил… — А… — И не только это. Он еще был картежник. — Понятно. — И Заку действительно было понятно, поскольку он узнавал схему: пьянство — азартные игры — финансовый крах. Однако, казалось, было еще что-то. — Когда он пил, то становился вспыльчивым, — произнесла Моника. — А потом — даже когда не пил. Зак окаменел. — Он бил вас? Моника передернула плечом. Она не смотрела на него. — И ребенка? — Приступ ярости сжал голос Зака. Моника откинула голову назад и глубоко вздохнула. — Только один раз, — сказала она срывающимся голосом. — Я не стала дожидаться, когда он сделает это снова… Прикусив губу, она с силой тряхнула головой, не желая, чтобы из ее глаз полились слезы. В эти дни они готовы были брызнуть в любой момент. Поняв, что бороться со слезами бесполезно, она закрыла лицо руками. — Вся беда в том, что вред уже нанесен… — И она надрывно всхлипнула. Заку страстно захотелось поймать и стереть в порошок этого человека, который так поступил с Моникой. Он обнял ее за плечи и притянул поближе к себе. Моника не сопротивлялась. Он поцеловал ее в макушку, стыдясь, потому что почувствовал себя счастливым, держа ее в своих объятиях, пусть даже дружеских. «Держись, парень, — строго одернул себя Зак. — Из-за того, что с ней случилось, она теперь думает, что большинство мужчин — звери, животные. Не давай ей повода и тебя добавить к этому списку». Ада Гордон вернулась, как всегда, некстати. Ее жидкие брови взлетели вверх при виде сцены на лестнице, но, перехватив предостерегающий взгляд Зака, она промолчала. — Ребенок? — спросила она одними губами, преувеличенно сильно двигая ими. При других обстоятельствах это очень рассмешило бы Зака. Сейчас же он только помотал головой и знаком направил ее на кухню. Моника, несмотря на все эти предосторожности, что-то уловила и подняла голову. «Никто не причинит этой женщине новых страданий, — пообещал себе Зак. — Ни этой женщине, ни ее маленькой девочке. До тех пор, пока я рядом». — Ч-что это? — спросила Моника. Он выдавил из себя успокаивающую улыбку. — Ничего. Вам показалось. — Я что-то слышала. — Внезапно осознав, что Зак держит ее в объятиях, Моника, смутившись, отвернулась. — Кто-то вошел в дом. — Это вернулась домой Ада. — Ада? — спросила Моника, смущенно приглаживая волосы и глядя куда угодно, но только не на мужчину рядом с ней. — Моя экономка. Вы видели ее в аэропорту. — О да. Ну конечно. — Она сейчас на кухне. — Вздохнув, Зак поднялся на ноги и протянул ей руку. — Пойдемте, я попрошу ее приготовить кофе. — Сначала я проведаю Николь. Моника меньше всего сейчас хотела держаться за руку Зака и позволить ему вести себя туда, куда он хотел. Потому она сделала вид, что не видит его протянутую руку, и ухватилась за перила. Поднимаясь со ступенек, она почувствовала внезапную слабость. Голова гудела, и очень болели суставы. — Можно мне от вас позвонить маме? — спросила она, справившись с приступом дурноты. — Ну конечно. — Решив, что напряжение ослабло, Зак взял ее за подбородок и мягко, но настойчиво повернул к себе. — Все, что вы хотите, — сказал он, когда ее глаза наконец встретились с его глазами. — И так долго, как вам нужно. Без ограничений. — Бла… благодарю вас. — Монике удалось справиться с заиканием и хрипотой, и она почти бегом побежала вверх по ступенькам. Ада сбросила пальто, повязала фартук, без которого она никогда не появлялась на кухне, и уже включила кофеварку. — Где эта женщина? — спросила она, когда Зак вошел в кухню. — Ее зовут… — Я знаю, как ее зовут, — резко перебила его Ада, поставив кружку с кофе перед Заком. — Разве не я провела больше десяти часов с ее матерью? А маленькую девочку зовут Николь. Зак скрыл свой вздох глотком кофе. — Как прошло путешествие? — А как вы думаете? Трясло, и было сыро. — Ада со стуком поставила на стол свою кружку и села. — Эта женщина принесет одни неприятности. Послушайтесь меня и отвезите ее домой, к родным. «О Господи, дай мне терпения», — подумал Зак и сделал еще глоток. — Это касается только меня, — сказал он, стараясь сохранять мягкий тон. Может быть, даже слишком мягкий, так как Аду он не остановил. — Эта Моника — в бегах, и ей нужно где-то укрыться. Уж я-то знаю из первых рук. — От Карлы Романовой, как я понимаю. — От кого же еще? — Ада размешала в кружке сахар и облизала ложку. — Она безумно боится за свою дочь и ее ребенка. Она просто счастлива, что ты завез их сюда! — Вспомни, ты тоже нашла эту идею великолепной, — напомнил ей Зак по-прежнему мягким тоном. — Прежде чем все узнала. — Она попробовала кофе, потом подула на него и, делая глоток, посмотрела на Зака поверх своей кружки. — Прежде чем увидела, как она прижимается к тебе… — Довольно! — Зак вскочил со стула. — Я люблю тебя как мать, но буду очень благодарен, если ты будешь заниматься только своими делами! — Увидев выражение обиды на лице старой женщины, он смягчил тон и добавил: — Док сказал, что малышке нужно оставаться в постели до тех пор, пока ей не станет лучше. А это означает, что она и ее мама будут нашими гостьями. Мы всегда были гостеприимны. Так давай останемся такими же и на этот раз, договорились? Ада сморщила губы, словно только что надкусила лимон. — Кстати, я привезла с собой кое-что из их вещей, — пробормотала она. — Спасибо, Ада. Где они? — Снаружи. За входной дверью. — Она с вызовом посмотрела на него. — Не сочла нужным вносить их в дом, ежели они все равно должны были сразу уехать. Зак подавил усмешку. За этой старой чертовкой всегда останется последнее слово! Обогнув стол, он подошел и положил руки ей на плечи. — Они прошли через все муки ада, — хрипло произнес он. Когда Зак направился к двери, чтобы принести вещи своих гостей, он услышал голос Моники. Она говорила по телефону со своей матерью. — Только день или два, мама, — расслышал он. — Пока Ники снова не встанет на ноги. Ники. Взявшись за ручку двери, Зак закрыл глаза. Лицо другой маленькой девочки, черноволосого херувимчика с ямочками на щеках и глазами ясными, как летнее небо, появилось перед его мысленным взором. Мэдди… Слезы обожгли ему глаза. Зак вышел и с грохотом захлопнул дверь. В который уже раз Моника, превозмогая ломоту во всем теле, вышла проведать Николь. В комнате дочери она снова застала Зака. — Вы так и сидите подле нее? — спросила она. Была глубокая ночь. Усталая, больная и едва способная двигаться, она чувствовала себя слишком слабой, чтобы дежурить у постели дочери. — Зачем вы так утруждаете себя? — спросила она, когда Зак подтвердил, что сидел возле Николь все это время. Он пожал плечами. Он не хотел объяснять, почему чувствовал себя обязанным охранять этого ребенка. Потому, что много лет назад не сохранил другого — своего собственного. И поэтому потерял его. Расскажет ли он ей когда-нибудь об этом? — Вы возражаете? — спросил Зак. — Даже в лучшие времена я не был соней. Да и она не замечает моего присутствия… Моника внимательно разглядывала спящую дочку. Она наклонилась поправить одеяло и была вынуждена ухватиться за спинку кровати, чтобы устоять на ногах. Приступ головокружения заставил ее покачнуться. — У вас все в порядке? — Зак поднялся со стула. — Я… не знаю. — Моника положила дрожащую руку на свои пылающие глаза. Она чувствовала, что даже от самого легкого движения ее голова готова расколоться. — Простите, — прошептала она. — Вам не кажется, что здесь ужасно жарко? — Ну… — Зак внимательно посмотрел на нее. В комнате было скорее чертовски холодно, а глаза Моники горели лихорадочным блеском. Зак подошел к молодой женщине и легонько коснулся пальцами ее горячего лба. — У вас жар. Нужно уложить вас в кровать. — Не обращая внимания на слабые попытки Моники вырваться, он поднял ее и понес. — Какой вы добрый! — прошептала Моника, проведя по его щеке горячей рукой, пока Зак укладывал ее на постель. — Вот почему мы больше не боимся вас. Ники и я… Зак кивнул ей и улыбнулся. — Я очень рад. — Я тоже. — Глаза у Моники закрывались. Веки были такими тяжелыми, что она уже не могла их поднять. Зак позвал Аду, и та, бесцеремонно отстранив его, склонилась над Моникой. — Ада позаботится о вас, не волнуйтесь. Она дала Монике таблетку аспирина и, придерживая ей голову, помогла запить таблетку водой. — Ну вот, — успокаивала она, — теперь отдохнешь, и тебе станет лучше. — Ники, — прошептала Моника, и ее рука беспокойно заметалась по одеялу. — С твоей крошкой все будет в порядке, — успокаивающим голосом произнесла Ада. — Мы с Заком позаботимся о ней. Моника слышала только этот голос, когда засыпала. Она почему-то чувствовала, что все будет хорошо. — Уснула, — прошептала Ада, осторожно высвобождая свою руку из руки Моники. Они на цыпочках вышли из комнаты, оставив дверь слегка приоткрытой. Ада посмотрела на Зака долгим взглядом, и он прочитал в ее глазах беспокойство. И любовь. — Побереги свое сердце, Зак, — предупредила она и, не дожидаясь ответа, зашаркала в свою комнату. Зак с трудом пытался удержать на своем лице добродушное и спокойное выражение, потому что Николь уже во второй раз выбила у него из руки ложку с сиропом от кашля. Наконец решив, что это расстраивает их обоих и эмоциональное расстройство только усиливает кашель, он глубоко вздохнул и отложил ложку с лекарством. — Хорошо, — сказал он, присаживаясь на край ее постели и пристально глядя на девочку. — Ты победила. Ты отказываешься пить сироп от кашля? Прекрасно. Он скрестил ноги, усаживаясь поудобнее. — Иногда очень помогает глоток воды, — со знанием дела произнес он, взял с ночного столика стакан и предложил Ники. — Нет? Ладно. Он поставил стакан обратно, встал с кровати и принес книгу про Винни Пуха. — Тогда я просто посижу здесь и немного почитаю вслух. Если хочешь, можешь послушать. Не ожидая ответа, Зак открыл книжку и принялся ее листать, словно без особого умысла. Потом начал читать. Не очень громко, но так, чтобы она могла слышать. Он читал медленно, ровно, почти монотонно. Когда через некоторое время он взглянул на Николь, она уже спала. Кашель прекратился. Зак не мог вспомнить, когда еще ему было так хорошо. Осторожно, чтобы не разбудить девочку, он поднялся с кровати и пересел в кресло. Проснулся он оттого, что кто-то потянул его за рукав. — Мэдди? Зак огляделся. И тут увидел крохотную фигурку в большой, не по размеру, рубашке, сидевшую у его ног. Осознание ошибки пронзило его острой болью. Это была не Мэдди. Ники пристально смотрела на него немигающими глазами. «О Господи! — Протирая заспанные глаза, Зак изо всех сил старался овладеть ситуацией. — Она упала с кровати? Нет, вряд ли бы она тогда сидела здесь. И глаза ясные. — От этой мысли он прямо подскочил на месте. — Ее глаза — чистые и ясные!» Он наклонился и нежно потянул девочку за локон. — Эй, малышка, ты уже поправилась? Она резко дернулась и увернулась от его прикосновения, но не выказывая никаких признаков тревоги или страха. В душе Зак отчитал себя за свое импульсивное движение. — Ники, мы должны стать друзьями — ты и я, — тихо произнес он. — Понимаешь, твоя мама заболела. Заболела так же, как болела ты, гриппом. — Он встал с кресла, протянул ей руку и сказал: — Пойдем искать Аду. Когда стало ясно, что она не возьмет его протянутую руку, Зак решил не настаивать. Он ни на секунду не сомневался в том, что девочка все равно последует за ним, и поэтому вышел из комнаты, оставив дверь открытой, и стал спускаться вниз по лестнице. Уже у кухонной двери он обернулся и с радостью обнаружил, что Ники стоит позади него. — Проголодалась? — спросил он и был вознагражден осторожным кивком ее головки. — Хорошая девочка. Он улыбнулся ей и пропустил вперед себя на кухню. Показав на старую женщину, возившуюся у плиты, он сказал: «Это — Ада», — четко и медленно, словно говорил с глухонемой. Девочка смотрела на него долгим, выжидающим взглядом. «Пусть сами налаживают контакт, эти две непостижимые и загадочные женщины», — подумал Зак и тихонько вышел. После душа Зак наконец почувствовал себя человеком. Желая узнать, как дела у Моники, он тихо вошел в ее комнату. Она уже проснулась. То, что она не спросила про Николь, насторожило Зака. Неужели ей так худо? — Голова болит, — пожаловалась Моника охрипшим голосом. Зак положил руку ей на лоб. Надо позвонить доктору Кунцу! — Хотите пить? — спросил он, поймав себя на мысли, что, общаясь с Николь, чувствовал себя уверенней. — Больно! — повторила Моника. Ее голос ослаб, но в нем отчетливо слышалась обида. — Ты толкнул меня… Зак с ужасом понял, что она бредит. — Вот… — Надеясь на то, что глоток воды освежит ее и приведет в чувство, он поднес стакан к ее губам. — Вода… — Нет. — Она оттолкнула его руку. — Не хочу! — Ее глаза широко открылись. Они горели лихорадочным огнем и смотрели на него с неожиданной ясностью. — В этом вся проблема, неужели ты не понимаешь? — Моника… — Отчаяние овладело Заком. Он должен срочно вызвать доктора! Зак бережно опустил голову Моники на подушку. Наклонившись, пригладил ее волосы, бессознательно утешая ее. Им овладело желание поцеловать ее в лоб. Однако она с ужасом оттолкнула его руку: — Не прикасайся ко мне! Зак успокаивал себя тем, что она имела в виду кого-то другого, ведь все его прикосновения к ней были как у сиделки, няни. Моника заметалась по подушке и жалобно застонала: — Пожалуйста, Дик, не надо! Пожалуйста, Дик, ей же больно. Пожа-а-а-луйста! Зак не успел отреагировать, когда она внезапно села в кровати с дико горящими глазами. — Нет! — закричала она, отбиваясь от Зака, который пытался удержать ее. — Если ты ударишь ее еще хоть раз, клянусь, я убью тебя! Она пристально смотрела прямо на него. Зак знал, что обращалась она не к нему и даже видела не его, но от свирепого выражения ее лица у него мороз побежал по коже. Стиснутые зубы, сжатые кулаки. Она была словно львица, защищающая своего детеныша. Мать, готовая даже убить, лишь бы уберечь ребенка от опасности. Скованный ужасом, Зак наблюдал за Моникой, которая вскоре рухнула на подушку. Губы ее беззвучно двигались. Нет. Не может быть. Зак пристально вгляделся в лицо Моники, которая теперь тяжело дышала в забытьи. Ее руки сжимали и разжимали одеяло. Неужели побои собственного отца обрекли Николь на тюрьму из тишины, в которой она жила? Ярость вытолкнула Зака из комнаты. Он должен это выяснить, чего бы ему это ни стоило. И когда он узнает ответ, мерзавец нигде не укроется от его гнева. Он сделал несколько успокаивающих вдохов, прежде чем его пальцы перестали дрожать, и набрал номер телефона доктора Кунца. Доктор подъехал через двадцать минут, вместе с ним в машине сидела Карла Романова. Осмотрев Монику, доктор сложил свой стетоскоп, поднял очки на лоб и объявил: — Грипп. Как можно больше жидкости, аспирин и холодные компрессы. Он похлопал Аду по плечу. — Вы знаете, какой должен быть режим. — Но она бредила, — настаивал Зак, когда доктор вышел в коридор. Ему казалось, что доктор недостаточно серьезно отнесся к болезни. — Разве вас это не беспокоит? — Не очень. Дня через два она выздоровеет. Вы хотите, чтобы я взглянул на ребенка? Зак помотал головой. — Лучше не надо. Уж не знаю как, но Ада сумела уложить ее спать. — Ада свое дело знает. — Еще бы… Он гадал, что же маленькая девочка думает о болезни матери. Не винит ли она его в этом? Они стояли внизу, у входной двери. Доктор как-то очень неуклюже похлопал его по спине: — Вы знаете, я еще не завтракал. Зак тотчас пригласил доктора на кухню. Заодно он хотел задать ему несколько вопросов. — Скажите, док, что вы знаете об аутизме? — Аутизм? — Кустистые брови доктора взлетели. — Не могу сказать, что разбираюсь в отклонениях подобного рода… — Но вы наверняка что-то об этом знаете. Может ли это быть у ребенка из-за физической травмы, например… вследствие побоев? Доктор Кунц нахмурился, будто прочтя его мысли: — Вы спрашиваете гипотетически или куда-то клоните, а, мой мальчик? Зак быстро пересказал ему откровения Моники, а также ее бред, свидетелем которого он стал. Когда Зак закончил говорить, доктор вздохнул. — Вы взвалили тяжелую ношу себе на плечи, мой мальчик. Вы уверены, что действительно этого хотите? — Да! — произнес Зак с непреклонной решимостью. — Я уверен. — Но почему? Зак заколебался, но потом взглянул старому доктору в глаза и сказал: — Потому что я считаю, что это для меня — шанс спасти свою душу. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Старый доктор какое-то время молчал, Зак тоже. Он не собирался давать никаких объяснений, несмотря на очевидную готовность доктора его выслушать. Он знал, доктор не станет допытываться. Главным образом потому, что в этом краю, на последнем рубеже Америки, любопытства просто не существовало. Люди приезжали сюда для того, чтобы забыть свое прошлое. — Настоящий аутизм, — наконец сказал доктор, — насколько мне известно, — это расстройство психической деятельности у детей, которое иногда развивается в возрасте до трех лет. У девочек это заболевание случается сравнительно редко. У мальчиков — в четыре раза чаще. Может ли это быть вызвано… побоями? — Он развел руками. — Кто знает? Все это — причины, способы лечения и симптомы — до сих пор до конца не изучено. Одни говорят о наследственности, другие считают, что в основе лежит нервный срыв. Понимаете, все, что ребенок может сделать в ответ на насилие в семье — это спрятаться от него. — Как, например? — спросил Зак, отставляя сковороду в сторону. — Уйти в свой мир. — Протерев очки, доктор водрузил их на нос и сделал глоток кофе. — Полный эмоциональный уход в себя. — Но это и есть аутизм. — Нет. Уход в себя — сознательный шаг, аутизм — нет. Ушедшего в себя можно вернуть к нормальной жизни — пожалуйста, заметьте, я говорю «можно», то есть это реально. — Вы думаете, что Николь… — Забыв про яичницу, Зак подался через стол к доктору. Волна возбуждения заставила его сердце бешено заколотиться. Он вспомнил тот проблеск, который, как ему казалось, он увидел в глазах Ники. Возможно ли, что за этим стоическим, оборонительным молчанием прячется нормальная маленькая девочка? И что нужно сделать, чтобы выпустить эту девочку на волю? Прошло три дня, и Монике стало лучше, она даже поднялась с постели. Все это время Карла Романова была единственным человеком, которому Николь позволяла быть рядом с собой. Обычно она сидела в углу комнаты, вцепившись в своего пушистого кролика и не подпуская к себе никого. Когда пришел доктор, Ники тут же отвернулась лицом к стене. Никакие уговоры бабушки не заставили ее сдвинуться с места. Ее реакция на присутствие Зака или Ады была менее болезненна — она не поворачивалась к ним спиной. Некоторое потепление в общении с девочкой обнадеживало Зака. Он считал, что нужно обязательно проводить несколько часов ежедневно в комнате Николь, сидя в кресле и читая ей или просто обмениваясь с ней взглядами. Окружить ее вниманием и заботой. Уверенность в том, что с этим ребенком можно установить контакт, росла в нем. Особенно после того, как на третий день их общения он ей подмигнул, и она… моргнула в ответ. Было ясно, что ребенок тоскует по матери. То, что Ники облюбовала в комнате уголок, говорило о том, какой потерянной она себя чувствует. Заку казалось, что, забиваясь туда, она ужимала свой мир до такого размера, в котором ей уютно. И, ожидая выздоровления Моники, он не пытался выманить Ники из того мирка, в котором она чувствовала себя в безопасности. Все с облегчением вздохнули, когда доктор объявил, что Моника поправилась. Зак решил сопровождать Николь к матери. Карла только что принесла девочку из ванной, на той все еще была надета старомодная ночная рубашка до пят. Ее великолепные рыжие волосы мягкими кудрями рассыпались по плечам. Взгляд Николь был прикован к двери, которую закрыл Зак, когда вошел в комнату. Зак встретился глазами с Карлой. Неужели стук закрываемой двери привлек внимание Николь? Увы, возможности спросить об этом вслух у него не было. Он заметил, что Николь отлично понимает каждое произнесенное слово. Больше того, он стал верить, что Николь заговорит, если захочет. Он спросил доктора Кунца, как ему ухитриться заставить или уговорить маленькую девочку наконец нарушить свое молчание. — Нужны побудительные мотивы, — ответил доктор. — Покажите ей что-нибудь, что она хочет достаточно сильно. Чтобы у нее был мотив — попросить. Желая Николь доброго утра, Зак гадал, что же в этом мире может увлечь эту маленькую девочку так, чтобы она заговорила. Может быть, когда они пойдут повидать Монику, попробовать добиться, чтобы она сказала «мама»? — Ты готова пойти к маме? — спросил Зак, выделяя последнее слово и наклоняясь к девочке, чтобы быть на уровне ее глаз. Его до глубины души тронуло то, что она не бросилась в свой угол, как обычно. Николь лишь отступила на несколько шагов, пока не уперлась спиной в бабушкины колени. Зак притворился, что не заметил ее маневра. Он не повысил голос и не изменил манеру поведения, как это обычно делала Ада. Ей почему-то казалось, что она должна разговаривать сюсюкающим сладким голоском и постоянно улыбаться, когда имеет дело с этим ребенком. И это несмотря на то, что Зак и доктор много раз объясняли ей, что Николь не инвалид. — Бедная невинная овечка, — говорила Ада в ответ, с презрением добавляя: — Да что вы, мужчины, в этом понимаете?! — Твоя мама была больна, — произнес Зак, наблюдая, как Карла завязывает Николь «конский хвост». Огромные темно-карие глаза смотрели из-под челки. Огромные и вовсе не пустые. Зак вглядывался в эти глаза глубоким испытующим взглядом. — Ты помнишь, что твоя мама была больна? Ты помнишь это, дорогая? — тихо спросил он и почувствовал, как в него вселяется надежда. Ему показалось, что он увидел ответную реакцию. — Поэтому ее с тобой и не было. И вот почему мы все: и твоя бабушка, и Ада, и я, Зак, — он коснулся своей груди, — заботились о тебе все последние дни. Да, и кролик, конечно, тоже, — добавил он, порадовавшись тому, что Николь не вздрогнула, когда он шутливо ткнул кролика в грудку. — Пойдем посмотрим, проснулась ли твоя мамочка. — Он встал и протянул малышке руку. Она не шелохнулась. Зак направился к двери. Он заставил себя не оглядываться, когда перешагивал порог комнаты, но нарочно пошел как можно медленнее. Постучавшись к Монике и услышав: «Войдите», он открыл дверь. Николь, как маленькая тень, неслышно следовала за ним. Когда Моника с радостным возгласом открыла ей свои объятия, девочка бросилась к матери. Услышав отчаянные звуки, похожие на хриплые рыдания, Зак почувствовал, что и его горло мучительно сжалось. Лаская Николь, Моника плакала открыто, не скрывая слез. — Крошка моя, детка моя! — причитала она, покрывая лицо ребенка поцелуями. Ники крепко держалась за мать, но смотрела при этом на Зака. В ее огромных глазах цвета темного шоколада, смотревших из-под растрепанной челки, не было слез. Вечером, после того как Николь уложили спать, все собрались на кухне: Зак, Моника, Карла и доктор. Это совещание было вызвано заявлением Карлы Романовой. Она настаивала, чтобы Моника и Николь поскорей переехали к ней. Зак был против этой идеи по целому ряду причин, среди них были и такие, которые он не мог обнародовать. Например, как приятно чувствовать, что имеешь семью, о которой можно заботиться. Или: какое удовольствие просто смотреть на Монику, наблюдать за ее общением с ребенком, предаваться мечтам о ней. Но основная причина, по которой он хотел удержать их в Виндемиере, — это состояние Николь. Он считал, что оно не улучшится от еще одного переезда. Доктор Кунц в этом отношении был его верным союзником. — Ребенок испытал в последнее время слишком много потрясений, — заявил доктор, обращаясь к Монике. — И я даже не беру во внимание всего случившегося до того, как вы привезли ее на Аляску. Моника набрала воздуха, чтобы заговорить, но доктор остановил ее. — Нам нет необходимости сейчас вдаваться в подробности, — проговорил он. — Любой пятилетний ребенок, вероятно, тяжело перенес бы все те испытания, которым подверглась ваша дочь, особенно если этот ребенок так раним и… склонен к уходу в себя. Неважно, по какой причине. — Он опередил еще одну попытку Моники заговорить. — И неважно, в какой степени. Я же хочу сказать, что не во всем согласен с Заком, но в одном он прав: вам с Николь следует остаться здесь! Она ведь только-только стала осваиваться. Я, кстати, сегодня видел, как она погладила старого кота. Моника кивнула. — Да, я и сама была поражена. Доктор повернулся к обеспокоенной Карле. — Если я не ошибаюсь, миссис Романова, ваша внучка никогда не встречалась с вашим новым мужем, не так ли? — Нет, она с ним незнакома. Но Пит просто великолепно ладит с маленькими детьми, — поспешила добавить она. — У него от первого брака несколько внучат и… — Понимаете ли, дело не в этом, — мягко прервал ее доктор. — Он может быть хоть Санта-Клаусом, а Николь все равно будет его пугаться. Сейчас Николь не нужно встречаться с незнакомыми людьми. — У меня много комнат для гостей, — заметил Зак. Это побудило Аду вставить ядовитое замечание: — Да, но они, как правило, сдаются постояльцам, которые исправно платят. Зак послал ей свирепый взгляд. Он понимал, что только беспокойство за него побудило ее сделать такое грубое замечание, но это уже переходило все границы. Гнев его еще более усилился, когда Моника отчеканила: — Само собой разумеется. Я заплачу за комнату и стол. — Ни в коем случае! — рявкнул Зак, не зная даже, кто рассердил его больше: экономка или гостья. — Мы сдаем комнаты на лето тем клиентам, которые нанимают мои самолеты и меня в качестве летчика, чтобы охотиться и ловить рыбу. Это же совершенно другое дело, и я больше не хочу слышать ни слова об этом! Моника подумала, что лучше оставить сейчас этот вопрос, но становиться нахлебницей ей не хотелось. Если не удастся договориться о какой-либо оплате с Заком, тогда она уладит это дело с Адой. И все-таки — поскорее бы вырваться отсюда! Она должна приобрести дом, собственный дом для себя и своего ребенка. И как можно скорее. Вечером Моника сидела у кроватки Николь. — Еще один переезд, моя крошка, последний, — шептала Моника, склонясь над спящим ребенком и нежно целуя гладкий лобик. — Еще только один… — «Еще только один» что? — тихо спросил Зак, когда она выходила из комнаты дочери. Своим внезапным появлением он напугал ее. Моника покачала головой. Она не собиралась рассказывать хозяину дома о своих планах. Он явно попытается отговорить ее. Она спустилась вниз по лестнице и вышла на веранду. Веранда, как и весь дом, была построена из крепких бревен и покрашена в темно-коричневый цвет. Она знала, что Зак пошел вслед за ней, хотя и не слышала его шагов. Казалось, она начала чувствовать Зака. Это беспокоило. Она уверяла себя, что он даже не красивый. Он просто… хороший, настоящий мужчина. Когда Зак подошел к ней, у него под ногами скрипнула половица. Моника ничего не сказала. Зак тоже хранил молчание. Хотя был десятый час, солнце только-только начало садиться. Моника любовалась богатством красок вечернего неба и длинными оранжевыми лучами солнца, золотившими воду пролива Шелихова. Моника перевела пристальный взгляд на взлетно-посадочную полосу, за которой виднелся лес. — Как далеко простираются ваши владения? — спросила она, когда молчание стало просто невыносимым. — Довольно далеко, вплоть до города, — хрипло ответил Зак. У него пересохло в горле: Моника стояла так близко, что он мог вдыхать исходивший от нее сладкий и нежный аромат. Она обернулась. — А сколько до города? Поймав ее взгляд, Зак пожал плечами. — Десять, может, двенадцать миль. — В какую сторону? Раздраженная, что голос ее срывается, Моника заставила себя снова посмотреть вперед. Зак подошел к ней совсем близко и показал рукой. Следуя взглядом в том направлении, которое указывал Зак, Моника, однако, ничего, кроме деревьев, не увидела. Лес казался бескрайним. — Зачем вы привезли нас сюда? — спросила Моника. — Если бы вы тогда отвезли нас прямо к моей матери, мне не пришлось бы быть обузой… — Вы для меня не обуза, — ответил Зак. — А привез я вас сюда только по той причине, что этот аэродром я знаю как свои пять пальцев и мог вызвать сюда доктора. — Это была самая убедительная причина, которую он успел придумать. — Кроме того, вашей матери тогда не было дома. — Но был Пит. — Николь Пита не знает. — Но она и вас не знала. — Она уже пережила шок от первой нашей встречи, так что хуже ей бы уже не стало. Моника повернула к нему лицо, прижавшись спиной к колонне. — Вы, конечно же, не дадите мне шанса победить в этом споре? — Я и не думал, что это спор. Она откинула голову назад и заставила себя посмотреть в его голубые с серебристым отливом глаза. — Почему вы это делаете? Вы можете мне сказать? Он покачал головой: — Нет. Но Моника продолжала пристально смотреть на него, и тогда он добавил: — Пока еще нет. А может быть, и никогда не скажу. Но не беспокойтесь, я не рассчитываю что-то получить от вас взамен. — Да, это успокаивает, — приглушенно сказала Моника. В ее голосе слышалась горечь. Внезапно она почувствовала себя усталой и беззащитной в этих надвигающихся сумерках. — Ведь мне совсем нечего вам предложить. — В этом вы как раз и ошибаетесь. У вас множество достоинств, Моника. Любая женщина вам позавидовала бы. А каждый мужчина — возжелал. Завороженная блеском его глаз и сладостью слов, Моника почувствовала, что горло на миг сдавило от волнения. Она отвернулась и пошла мимо него к двери. Ребекка позвонила на следующий день. Зак в это время находился в офисе, который своей обстановкой более напоминал гараж. Почта была рассортирована и аккуратно разложена на его столе — приходящая секретарша Рут Мэнкен хорошо поработала. Рут была пунктуальна, но ее удручал суровый климат Кадьяка. Несколько недель назад она заявила о своем намерении навсегда уехать в залитую солнцем Флориду. Гадая, какое сегодня число, Зак заглянул в перекидной календарь. Кажется, сегодня вторник. Первое сентября. Рут обвела эту цифру красными чернилами, приписав: «Начинайте искать замену, босс!» Зак потянулся к телефону, чтобы позвонить в газету «Кадьяк миррор» и поместить там объявление о поиске секретарши, но телефон зазвонил сам. — Робинсон слушает. — Полагаю, у Рут выходной. Бекки всегда начинала разговор без обычных формул вежливости. По крайней мере когда разговаривала с братом. — А, Ребекка, — сухо ответил Зак. — У меня все очень хорошо, спасибо. А как ты? Бекки резко парировала: — Удивляюсь, почему я вообще с тобой разговариваю. Заметь, я долго сомневалась, стоит ли тебе звонить. — Долго сомневалась? — воскликнул Зак. — Как же время летит! — Давай, давай, остри. Не у тебя бизнес прогорает. Знаешь, — пожаловалась она, — мне не было бы так трудно, если бы и партнерша тоже меня не бросила. Но у Моники что-то случилось. При упоминании имени Моники Зак весь напрягся. — Ребенок заболел или что-то в этом роде, — продолжала Бекки. — Точно не знаю. Бедная женщина, была сама не своя. Ты помнишь ее, да? — Помню, конечно. — Зак не мог сказать, почему так осторожничает и утаивает от сестры, где в этот момент находится Моника. — Знаешь, случилась очень забавная вещь, — сказала Ребекка. — Сегодня ко мне в офис заявился мужчина и спрашивал, где она сейчас. Пальцы Зака крепко вцепились в телефонную трубку. — И что же ты ему сказала? — Правду, что же еще? Я ему сказала, что не имею об этом никакого представления. — И он тебе поверил? — Почему он должен был мне не поверить? Это же правда. — А как он выглядел? — Ну, не знаю… довольно высокий, лысеющий, одет броско… Почему тебя это интересует? Ты что-то недоговариваешь! Зак со вздохом потер лоб. Он понимал, что не имеет смысла продолжать валять дурака, ведь Ребекка не зря затеяла этот разговор, она о чем-то догадывается. Кроме того, если и есть в этом мире человек, которому Зак может полностью доверять, так это его сестра. — Моника здесь, — наконец сказал он. — Она и ее маленькая дочка. Кратко, как только смог, он ввел свою сестру в курс дела. Закончив свой рассказ, он с горечью произнес: — Очень надеюсь, что это не муж ее выслеживает. — Зачем ему это? — Не знаю. — Зак поднялся со стула. — Но полагаю, что уже пора это узнать. ГЛАВА ПЯТАЯ Застать Монику в одиночестве было нелегко. С тех пор как Карла уехала домой, Николь почти все время находилась при матери. После их разговора с глазу на глаз тем вечером Моника старалась больше не оставаться с ним наедине. Зак жалел, что тем вечером наговорил так много лишнего. Он был слишком старым, она — слишком несчастной, и оба они несли тяжкий груз своего прошлого. Ему не стоило сближаться с ней. Совершенно не стоило. Погода стояла чудесная — солнечная и тихая. Когда Зак осведомился у Ады о местонахождении гостей, она ответила, что Моника повела свою дочь осматривать местность, и Зак отправился на поиски. Он даже не потрудился заглянуть в ангар, в котором сейчас хозяйничал Роджер Кресвелл, тридцатипятилетний австралиец, опытный пилот и механик, который пару лет назад забрел в его прокатную контору. Этот человек совершал чудеса со всем, что летало. Роджер содержал в порядке самолеты и даже заменял Зака в качестве пилота. Родж был славным малым, а если и имел какие-то секреты, то не спешил их разглашать. И Зак, у которого секретов тоже было предостаточно, не приставал к нему с расспросами. Проходя мимо Дика Макбрайда, другого своего механика, Зак узнал от него, что женщина с ребенком направились в сторону северного пастбища. Он уже было собрался продолжить поиски, но тут к нему подошла Зельда, собака Митча, которая должна была скоро ощениться. Зак почесал ее за ухом. Кобель Зевс, приятель Зельды, важно прохаживался рядом и глядел на все происходящее с величайшим презрением. — Все, недолго уже осталось, — тихо проговорил Зак, глубоко запустив пальцы в длинную пушистую шерсть серебристого цвета и почесывая собаку. — Слушай, а ведь, может быть, один из твоих щенков смог бы вызвать улыбку у одной маленькой девочки… «Эту идею стоит иметь в виду», — подумал Зак, продолжив путь. Глубоко вдыхая ароматы и наслаждаясь бодрящей смесью соленого воздуха и мокрой травы, он подумал, что слишком редко гуляет по своим владениям. Летя на самолете, не чувствуешь этих ароматов. Зак прищурился, глядя вдаль, и увидел наконец Монику. Она сидела на корточках, разговаривая с Ники, и жестом указывала на Зака. У него прибавилось бодрости, когда он подошел и девочка повернула к нему личико, обеими руками сжимая своего пушистого кролика. Она не выказывала тревоги или беспокойства. — Привет, Ник, вот ты где! — поприветствовал ее Зак. Его обрадовало, что она не вздрогнула, когда он шутливо дернул ее за косичку. Надеясь развеселить девочку, Зак хлопнул себя по лбу и сказал: — Ой, что такое со мной? Я назвал тебя Ником! Ник — это имя для мальчика. Если же посмотреть на тебя — ты маленькая леди. — Он опустился на корточки и легонько нажал пальцем на кончик ее носика. — Маленькая очаровательная девочка. Встретив ее серьезный взгляд, Зак почувствовал, как сжимается у него сердце. Как ему хотелось поднять ее на руки и прижать к своей груди, прогнать ее боль и страдания! Зак вымученно улыбнулся. — Ничего, что мы пришли сюда? — слегка волнуясь, спросила Моника. — Выдался такой прекрасный день, и… мы с удовольствием смотрели на коров, — добавила она, смутившись от пристального взгляда Зака. — Им бы не понравилось, что вы так их называете. — Зак кивнул в сторону полудюжины животных черного окраса, которые паслись на лугу. — Им бы не понравилось? — Моника склонилась к своей дочери и медленно, с расстановкой, тихо сказала: — А для нас они выглядят как коровы, правда, дорогая? Ники сперва посмотрела на коров, а потом снова на мать. Моника взглянула на Зака. Ей хотелось крикнуть: «Видите? Она понимает!» Зак с улыбкой кивнул. Это была дурманящая минута; казалось, кровь отлила от лица Моники и устремилась к сердцу. Молодая женщина хотела отвести взгляд, но не могла заставить себя сделать это. Его глаза горели таким сильным огнем… Николь дернула мать за рукав, и чары рассеялись. Моника перевела взгляд на дочь, которая показывала пальцем в сторону. Она тут же присела на корточки и взглянула туда, куда указывал маленький пальчик. — Коровы, — одобрительно сказала она. — Бычки, — поправил Зак. Однако Николь неистово замотала головой, продолжая показывать куда-то рукой. Ее маленький пальчик, казалось, вонзился в воздух. Видеть неожиданное оживление Ники было огромной радостью. Двое взрослых старались выяснить, на что же пытается обратить их внимание Николь. И наконец увидели. — Кролик! — воскликнула Моника. — О! Ники! Зак покачал головой при виде серого пушистого хвостика и встревоженно поднятых ушей. Зверек пошевелил носом. — Кролик, — повторила Моника и почти обезумела от радости, когда Николь, словно бы для подтверждения, протянула своего игрушечного кролика, сначала взглянув на Зака, а потом на мать. Задыхаясь от радости, Моника проговорила: — Да, дорогая. Это кролик, почти такой же, как у тебя. Зак отвернулся, чтобы удержать чувства, переполнявшие его. Он мог себе представить, что сейчас чувствует Моника. Ведь каждый крохотный признак того, что ребенок развивается, становился победой. Победой над мучителем-мужем, над превратностями судьбы и над любыми другими демонами, с которыми воевала маленькая Николь. Как он был рад возможности внести свой вклад, пусть и маленький, в эту победу! Моника крепко сжала дочь в своих объятиях. Из ее глаз хлынули жгучие слезы. — Я знала это, — прошептала она. — О Господи, благодарю тебя! Я знала это! Желая дать ей понять, что он разделяет ее радость, Зак наклонился и нежно сжал ее плечо. К величайшему его удивлению, Моника повернула к нему голову и горячо поцеловала его руку. Зак резко отдернул руку и изумленно уставился на Монику, совершенно ничего не понимая. — Спасибо вам, — сказала Моника срывающимся голосом. — За то, что подарили нам это. — Ее глаза сияли, когда она поднялась на ноги и широким жестом указала на все, что их окружало: луга, деревья, стадо бычков… И покой. — Это как раз то, в чем мы нуждались. Но без вас это никогда не стало бы возможным. — Ну уж, скажете… — Стесняясь своих чувств, Зак отвернулся, откашливаясь. — Я… гм… я рад, что имею возможность помочь. Вот и все. Вдруг почувствовав неловкость, Моника взяла Николь за руку и медленным шагом побрела назад, к дому. Зак пошел с ней рядом. — Скажите, вы случайно здесь оказались или… или искали нас? — Моника все еще стыдилась своего внезапного порыва. — Искал вас. Зак размышлял, как ему продолжить разговор. Лысеющий мужчина, приходивший к его сестре… Как сказать об этом? — Звонила Бекки, — наконец произнес он. — Да? Мне так неудобно! Из-за болезни Ники все остальные дела полностью вылетели у меня из головы. Она не сказала, как прошло мероприятие? — Все прошло отлично. — Зак поддел ногой камешек. — Она обиделась, что я не появился в субботу и не исполнил свой долг — развлекать дам. — Да? А почему вы там не появились? Взгляд Зака был полон молчаливого укора. — Я смог выдержать только один вечер с этими мымрами. — Мымрами?! — воскликнула Моника. — И вам не стыдно? Вы что, так удовлетворены своей холостяцкой жизнью, что даже не можете найти в себе сочувствия одиноким людям? — Конечно, могу, — Зак подбросил другой камешек и улыбнулся вместе с Моникой, когда Ники тоже пнула камешек ногой. — И я далеко не так «удовлетворен», как вы выразились. — Ну, может быть, я выразилась не совсем удачно. — Моника уловила в голосе Зака легкую обиду. — И я, конечно, совсем не хотела вас задеть. Но почему-то вы предпочли в одиночестве поселиться здесь, в этой более чем отдаленной части света. Вероятно, я покажусь вам любопытной и нахальной, если спрошу, почему? — Я расскажу, только если вы мне сначала тоже кое-что расскажете. — Например? — Как только она спросила это, по ее телу пробежал холодок. Неужели Зак что-то знает о ее отношениях с Ричардом? Вдруг ее мать… Нет, нет. Карла никогда бы не втянула малознакомого человека в их семейные проблемы. Приказывая себе успокоиться, Моника остановилась, когда Николь выпустила ее руку. Девочка нагнулась и сорвала несколько маргариток. — Взгляните на нее, — тихим голосом произнесла Моника. — И не говорите мне после этого, что ребенок отстает в развитии. — Черт побери, кто говорил, что она отстает в развитии?! — Зак решил, что сейчас лучше всего направить разговор в другое русло. — Ее так называемый отец? — Почему вы так говорите? — настороженно спросила Моника. И хотя Зак был уверен, что в ее отношении к бывшему мужу была не просто глубокая неприязнь, а даже нечто большее, он только пожал плечами: — Вы как-то сказали мне, что он считал ее аутичной. Знаете, я разговаривал с доктором Кунцем об аутизме. Причины его возникновения, прогноз и все такое. — И? — поторопила его Моника, когда он ненадолго замолчал, наблюдая за Николь. Зак был взволнован до глубины души тем страхом, который увидел в ее глазах. — У ваших глаз сейчас цвет янтаря, — нежно проговорил он и приложил свой палец к ее губам, когда она перевела дыхание, чтобы возразить ему. — Успокойтесь. Это не попытка начать за вами ухаживать, а только констатация факта. — Он убрал ей за ухо выбившуюся от ветра прядь волос. — Доктор разделяет вашу точку зрения. Он думает, что ее уход в себя — сознательный, а это не имеет ничего общего с аутизмом. В случае с Николь сработал защитный механизм, чтобы помочь ей справиться… со всем, что было. Ей нужно дать какой-нибудь сильный побудительный мотив. Сейчас, когда все вокруг так устойчиво, когда ничто не угрожает Ники, она сама может и не найти побудительного мотива для того, чтобы изменить свое состояние. Вы оказываетесь рядом с ней по первому ее зову, вы ее любите, кормите, одеваете… — Вы что же, предлагаете мне не делать этого, да? — О Господи, нет, конечно! Просто доктор считает, что улучшения можно добиться с помощью своего рода потрясения, которое вернет ее в нормальное состояние, вот и все. Но уже и то, что достигнуто, — грандиозно! Даже я вижу прогресс. И это доказывает, что дело идет на лад. Медленно, но верно. — Медленно, но верно. — Моника нервничала, ее голос звучал напряженно. — Вы знаете, как тяжело мне ждать этого улучшения. Если бы только… — Она замолчала, покачав головой. — Если бы только… что? — терпеливо переспросил Зак. Моника взглянула на Зака и увидела, какое искреннее беспокойство написано на его лице. В синих, словно вода в заливе, глазах, плескались забота и тревога. И она увидела не только эти заботу и тревогу, но также нечто другое — то, что лишало присутствия духа и сил. Это нечто, возникающее между мужчиной и женщиной, возбуждало и пугало ее одновременно. — Если бы только она заговорила! — прошептала Моника. «Может быть, девочка немая?» — подумал Зак, но не нашел в себе сил высказать такое предположение вслух. — А она когда-нибудь говорила вообще? — осторожно спросил он. — О да! Когда была поменьше. Говорила всякие детские слова. Ну, знаете, такие, как «мама», «папа», «кукла», «шарик»… Я бы многое отдала, чтобы только услышать, как она зовет меня по имени… — Вы услышите, — проговорил Зак с уверенностью. И когда Николь подбежала к ним и протянула каждому по цветку, он испытал такую же радость, как и Моника. Этим вечером обеденный стол украшали маргаритки, собранные Николь. Ада отыскала для них маленькую вазочку, и Ники с интересом наблюдала, как мать наполняет вазочку водой и ставит в нее цветы. — Очень красивые цветы, — отчетливо проговорила Моника. Она была убеждена, что ясно и четко произнесенные слова лучше откладываются в голове у ребенка. Обед прошел прекрасно. В первый раз за долгое время Моника позволила себе расслабиться. Здесь они были в безопасности. Здесь им ничто не угрожало, и они могли немного отдохнуть. — Эй, — удивленно воскликнул Зак, выводя Монику из задумчивости, — кто съел клецки с тарелки Николь? — Прищурившись, Зак нагнул голову и покосился на кролика Николь, крепко зажатого у нее под мышкой. — Это ты помог Ники, да, Кролик? Моника включилась в игру. — Нет, это не я, — сказала Моника писклявым голоском, чем вызвала изумленный взгляд маленькой девочки. — Ты уверен? — прогремел Зак. — Дай я сам проверю. — Он пощупал у кролика животик. — Он пустой, как ни странно. Зак взглянул на Монику. — Что ты думаешь, Кролик, может быть, мне проверить и животик Николь? Моника обменялась взглядом со своей дочерью. Что-то в глазах ребенка сказало ей, что будет лучше, если она проверит сама. Эта игра была чем-то совершенно новым для ее ребенка. — Лучше это сделаю я, — проговорила Моника. — Потому что мамы лучше знают, где нужно проверять. Она быстро протянула руку и пощекотала Николь животик. — Я чувствую клецки, — засмеялась она. — Здесь и еще здесь! Моника готова была задохнуться от радости, когда Ники издала звук, похожий на хихиканье. — А место для десерта осталось? — спросил Зак. — На десерт у нас шоколадное мороженое! Да, Ада? Раскладывая мороженое по тарелочкам, Ада проворчала: — Взрослые люди, а так глупо ведут себя за столом… Уложив Ники спать, Моника вышла на веранду. Она надеялась найти там Зака и одновременно страшилась этого. Поставив ногу на перекладину перил и упираясь локтем в колено, Зак курил сигару. Он повернул голову и улыбнулся: — Привет. — Привет. — Улыбнувшись в ответ и стараясь подавить охватившее ее волнение, Моника подошла и присела на балку. — Я и не знала, что вы курите, — заметила она, с удовольствием вдыхая приятный аромат его сигары. — Я и не курю. — Зак выпустил красивое колечко дыма. На молчаливое одобрение Моники он ответил легким кивком. — Кроме тех случаев, когда есть что праздновать. — А праздновать есть что, ведь правда? — мечтательно, как во сне, проговорила Моника. — Я совершенно не знаю, какими словами выразить, как сильно… — Тогда сделайте мне одолжение: не пытайтесь это выразить, — прервал ее Зак. — Вы уже достаточно меня благодарили. Мне неудобно. — Неудобно? — Моника оторвала голову от столба и пристально посмотрела на него. — Для вас это неудобно? А как же для меня? — А что для вас? Взгляд Моники заметался. — Вы не разрешили мне заплатить за жилье и стол. Ада не позволила мне помогать ей по дому… Я чувствую себя нахлебницей! — Вы хотите работать? — Зак курил, размышляя. Предложить ей работу… Она будет около него, рядом с ним — намного ближе, чем сейчас. Сможет ли он и тогда делать вид, что все в порядке? — Мне нужен секретарь, — сказал он резко, так как чувствовал, что совершает ужасную ошибку. — Моя нынешняя секретарша уходит со своей должности. Сейчас мертвый сезон, и работа займет у вас всего два дня в неделю. — Ну… — Моника в нерешительности кусала губу. Мысль о том, что, работая с Заком, она будет постоянно рядом с ним, соблазняла и пугала одновременно. А что, если она привыкнет ко всему: к Заку, к этому месту, к этой жизни? Сможет ли она потом уйти отсюда? Ведь рано или поздно сделать это придется. — Подумайте. — Зак метнул сигару через перила веранды. — Сейчас ничего не отвечайте. Потому что Бекки упомянула кое о чем, и мне кажется, вам это нужно знать. Хотя Моника сидела в нескольких футах от него, Зак остро чувствовал ее аромат, который, как по магии волшебника, рисовал в его воображении летние луга и купания под луной. «Купания под луной? Держи себя в руках, старина». Зак глубоко вздохнул. Как убедить ее в том, что здесь, в Виндемиере, ей будет хорошо? Что она может полностью довериться ему? — Здесь вы в безопасности, — проговорил он, собираясь сказать совсем другое. — Я только хочу, чтобы вы знали это. И пожалуйста, оставайтесь здесь сколько хотите. Неважно, будете вы работать или нет. Кто-то хочет вас найти, но вы не хотите, чтобы вас отыскали… — Пожав плечами, он не закончил и украдкой взглянул на Монику. Он увидел тревогу в ее широко распахнутых глазах и не удивился этому. — Что вы сказали? Зак уже пожалел, что выбрал такой грубый способ все объяснить. Он тяжело вздохнул. — К Бекки в офис приходил мужчина и спрашивал, не знает ли она, где вы сейчас находитесь. Даже в опустившихся сумерках Зак заметил, как побледнела Моника. — Мужчина? — Ее голос прозвучал хрипло. — Да. Довольно высокий, лысеющий, одет броско… — И Зак повторил описание, данное сестрой. Моника обхватила себя руками, подавляя тошноту. И страх. Сильный страх. — Ричард, — прошептала она. — Нашел нас… — Она подняла голову — на ее лице ясно читалась паника. — О Господи! Он нашел нас! — Нет, не нашел. — Чувствуя приближение истерики, Зак слегка потряс ее за плечо. — Бекки сказала ему, что не имеет представления, где вы находитесь. И она говорила правду, потому что она действительно этого не знала. — Он снова мягко встряхнул ее. — Поняли? Вы поняли? Она не знала! — Да… — Глаза Моники впились в Зака. — Она не знала… Но сейчас она знает, не так ли? — В вопросе Моники опять слышался страх. — И что? — Выпустив ее плечи, Зак нежно коснулся ее щеки, когда она попыталась отвернуться. — Даже если он снова появится в офисе у Ребекки, она никогда ему ничего не скажет. Если только веская причина не убедит ее это сделать. — А вы не думаете, что может найтись эта веская причина? — медленно прошептала Моника. — Нет… — Да! — громко крикнула Моника, чувствуя, что зашла в тупик, и понимая, что просто обязана рассказать ему правду. Она отошла от Зака на несколько шагов. — Весь этот разговор о доброте и сострадании — просто слова, — горячо говорила Моника. — Вся эта доброжелательность, предложение работы… Заслуживаю ли я этого? Та ли я, за кого себя выдаю? И на самом ли деле все обстоит так, как кажется? Бьюсь об заклад, вы думаете обо мне так: она, должно быть, сделала что-то ужасное, раз бывший муж ее за это преследует! Ну, хорошо… — Она пристально смотрела на него горящими глазами, в которых отражалась нечеловеческая мука. — Я действительно кое-что сделала! Я спасла своего ребенка. Я освободила Николь из настоящего ада, избавила от жизни, которая была хуже смерти! Зак застыл на месте, стараясь осмыслить услышанное. — Звучит как мелодрама, да? — Женщина горько усмехнулась. — Но хоть это и не кино, все получилось на удивление легко. — Что? — спросил Зак, совершенно сбитый с толку. — Похищение моего ребенка. — Что?! Она заставила себя взглянуть на него. — Вы приютили у себя преступницу, Зак. Простите. Мы уедем. — Прекратите, — остановил ее Зак, подняв руку. — Лучше расскажите мне все как есть. — Он собирался поместить ее под наблюдение. — Она закусила губу. — В психиатрическую клинику. — Но почему? — Из-за денег Николь. Отец Ричарда учредил трастовый фонд, это было еще до того, как Ричард разорил свое агентство по недвижимости. — Какая сумма? — Основной капитал составляет четверть миллиона. Зак присвистнул. — Эти деньги она получит, когда ей исполнится двадцать один год. Никто из нас не имеет права к ним прикасаться. Никто, кроме… — Кроме кого? — переспросил Зак. Впрочем, он уже все понял. — Ричарда. Как главный распорядитель фонда, он также является единственным получателем этих денег в случае… смерти Ники или если она будет признана… — У Моники перехватило дыхание. — умственно неполноценной, — закончил Зак. Свое «да» она произнесла почти неслышно. — О Господи! — Зак был просто оглушен. Ему казалось, что он многое в жизни повидал и многого наслушался. Но это… Как же низко может пасть человек! Искалечить жизнь беспомощной маленькой девочке… Ведь она — его собственная плоть и кровь… Нет, это было выше его понимания! Он с нежностью посмотрел на Монику. Какая она отважная! Зак подошел и встал у нее за спиной. Ему хотелось прижать ее к себе и сказать ей, что она не одна. Но что-то заставило его вместо этого засунуть руки в карманы. — Во-первых, как случилось, что она оказалась с ним? — спросил он, откашлявшись. — И, во-вторых, как вы узнали о его планах? Глаза Моники напоминали озера, наполненные отчаянием. Она выглядела изнуренной и беспомощной, но Заку она казалась прекраснее всех на свете. Наступила полная темнота. Узенький серп луны висел низко над горизонтом. Моника вздрогнула и поежилась. Он слегка дотронулся рукой до ее плеча. — Вы замерзли. Пойдемте в дом. — Нет. — Моника помотала головой. — У меня все в порядке. Хотя Зак и сомневался в этом, настаивать он не стал. Вместо этого обнял ее за плечи и повел к скамейке у стены. Они сели. — Можете рассказать мне остальное? Но если не хотите, — поспешно добавил он, — то не надо. — Я расскажу. — Моника поняла, что должна ему во всем признаться. Она перевела дыхание. — Ричард имеет право видеться с Ники по решению суда. Я являюсь главным опекуном, но он получил разрешение видеться с ней несколько раз в год. Предвидя вопрос Зака, она пояснила: — Понимаете, я никогда никому не рассказывала о… о его вспыльчивости, никогда не выдвигала никаких обвинений. — Она плотно сжала губы, сожалея о своей былой наивности. — После развода Ричард переехал в Спокан и надолго оставил нас в покое. Как я была этому рада! Все шло очень хорошо. Ники чувствовала себя отлично. Мне казалось, она стала поправляться. И вот вдруг Ричард захотел, чтобы дочь приехала в Спокан. Я пыталась возразить, но… — Моника беспомощно развела руками. — Закон был на его стороне, и поэтому он просто приехал и забрал ее. Он сказал, что на три недели. — Вспоминая об этом, она сжала руки в кулаки. — Где-то в середине второй недели я получила факс в несколько страниц. Это были копии документов о принудительном помещении Николь в психбольницу. В анонимном сопроводительном письме мне сообщали адрес няни, у которой находилась Николь. Следующим же самолетом я вылетела в Спокан. — Это черт знает что! — возмущенно воскликнул Зак. Он взглянул на собеседницу. Моника откинула голову назад, глаза ее снова были закрыты. — Вы можете ничего больше не рассказывать, — тихо сказал он ей. Моника вздохнула. — А больше нечего рассказывать. Я тогда ничего не соображала. Эта няня… — Моника запнулась. Она вспоминала, с какой яростью она набросилась на женщину, которая этого не заслужила. Единственная ее вина была в том, что она делала свою работу. — Я… я… заперла ее в ванной. В изумлении Зак покачал головой. Каждая ли мать готова так неистово защищать своего ребенка? Его родителей убили, когда ему было всего шесть лет. Бекки, тогда девочка-подросток, заменила ему мать, несмотря на то, что они скитались из одного сиротского приюта в другой. О да, она боролась бы за него точно так же! Опять принимая молчание Зака за осуждение, Моника резко оторвала голову от стены. В ее взгляде была злость. — Я снова совершила бы все это! Моника чуть не задохнулась от возмущения, когда Зак обнял ее за плечи и крепко поцеловал в губы. Выпуская женщину из своих объятий, он искренне произнес: — Вы все сделали правильно! — Что? — Она в ужасе уставилась на него. — Вы не можете так думать! Я совершила преступление. — Знаю. — Но… Разве вас это не беспокоит? — Нет. Обескураженная Моника поднялась с лавочки. — Мы должны уехать. — На этот раз она твердо приняла решение и знала, что оно единственно правильное. — Нам следует уехать отсюда еще до того, как он выследит нас в Виндемиере. — Не будьте смешной. — Зак тоже поднялся. — Вы не можете все время быть в бегах. Вы хоть думаете, каково это Николь? — Конечно, думаю. Но разве у меня есть выбор? — Вы можете остаться здесь. — Чтобы навлечь на вас еще больше неприятностей? Он взял ее руки в свои и сказал: — Моника, посмотрите на меня. — Когда она робко подняла на него глаза, он продолжил: — Вам здесь нравится? Моника нахмурилась. — Да, конечно, нам нравится здесь, но… — Тогда оставайтесь, — сказал Зак. — И выходите за меня замуж. ГЛАВА ШЕСТАЯ Моника в изумлении посмотрела на него. — Вы шутите? — Нет, уверяю вас. — Взгляд Зака был тверд. — В общем, так. Я не хочу, чтобы вы уезжали. Моника ничего не ответила на его слова. Он плотно сжал губы, его захлестнула волна горечи. «Глупый старый дурак, ты только что оттолкнул ее». Он отпустил ее руки, и она тотчас же отошла в сторону. Монике необходимо было отстраниться, прервать физический контакт с этим мужчиной, который, сам того не подозревая, сумел взволновать ее так, как не удавалось ни одному мужчине… Зак был бы прекрасным другом. Даже за время их столь короткого знакомства Зак проявил себя более заботливым и внимательным, чем Ричард за целых семь лет. Он оказался бы и великолепным отцом — стоит только взглянуть на оживающую Ники. А еще он был бы великолепным любовником… Она не осмеливалась взглянуть в его сторону, так как боялась, что он сможет прочитать эти мысли у нее на лице. Он нежный и страстный одновременно… Многое в Заке притягивало ее. Это было что-то волнующее, возбуждающее — то, в чем она испытывала недостаток. Это было даже нечто неистовое… Неужели страсть? Моника закрыла глаза. Да, Зак вызывал в ней страсть. О Господи, если она не будет начеку, он так же легко может заставить ее почувствовать… любовь. Чувствуя, что молчание слишком затянулось, Зак проклинал себя за свои речи. Когда напряжение достигло апогея, молодая женщина наконец посмотрела на него почти умоляющим взглядом и прошептала: — Я не могу, Зак… Я правда не могу. Моника очень надеялась, что Зак оставит эту тему. Но Зак решил идти до конца. Он подавил самолюбие и сказал: — Если не хотите, это может и не быть настоящим браком. Я не прошу вас любить меня, ведь я на четырнадцать лет старше… — Ваш возраст не имеет никакого значения! — горячо возразила Моника. Она подошла к нему, крепко сжала его руку и заглянула в глаза. — Влюбиться в вас очень легко. Но я не могу себе этого позволить. О, Зак, подождите! — воскликнула она, сопротивляясь, когда он обнял ее за плечи и попытался притянуть к себе. — Дайте мне закончить. Пожалуйста… Зак не ответил. Он держал ее за плечи, изучая ее глаза, которые сейчас были похожи на солнечный янтарь, блестевший от невыплаканных слез. — Все, что у меня есть, — твердо сказала она, желая, чтобы он понял, — и все чувства, на которые я способна, я должна сейчас направить на Ники. Только на Ники. До тех пор, пока она не будет в безопасности и пока не поправится. Сейчас я даже и думать не имею права о том, чтобы любить кого-то еще. Даже вас, хотя я готова сделать все, что в моих силах, чтобы отблагодарить вас за вашу доброту. — Отблагодарить? — Зак изумленно смотрел на нее. — Но мне не нужна благодарность. Я хотел помочь, хотел обеспечить вам безопасность. Вам и вашей маленькой девочке! Ей в первую очередь. А знаете, почему? Моника помотала головой. — Потому что ваша дочь — невинное дитя. — В голосе Зака росло волнение, он сильно, почти до боли, сжимал плечи Моники. — Она просто невинный ребенок. Все ее беды — из-за нас! Из-за наших ошибок, из-за нашего эгоизма и… Черт! — Он вдруг отпустил ее и отвернулся. Закрыв рукой глаза, он старался отогнать нахлынувшее чувство вины. Сколько дров наломал он в прошлом! — Зак… — Дрожа и не решаясь вторгнуться в его тяжелые переживания, Моника коснулась его руки. — Сейчас вы говорили не только о Ники, да? — Да… Она и не думала, что он скажет еще что-нибудь. На его скулах заходили желваки, выдавая мучительную внутреннюю борьбу. — Я говорил о Мэдди, — наконец промолвил Зак с таким безысходным отчаянием в голосе, что у Моники болезненно сжалось сердце. — О моей собственной маленькой дочке. — Он подошел к перилам и устремил взгляд в тревожное и хмурое небо, которое полностью отражало его чувства. — Я убил ее. О Боже! Моника зажала рот обеими руками, чтобы подавить возглас ужаса. Правильно ли она расслышала? — Я расскажу вам об этом. Может быть, тогда вы поймете, почему для меня так важно, чтобы Николь была в безопасности. — Расскажите… — ответила Моника неуверенно. Зак сделал глубокий вдох. — Сары, моей жены, не было дома. Зак старался, чтобы его голос звучал четко и ясно. Иначе он просто не сможет ничего рассказать. Моника должна услышать каждое его слово, чтобы понять, кем он был раньше. Ей нужно знать, какие демоны его тогда искушали. — Сара ушла на вечеринку, а я вызвался посидеть с ребенком. У няни случились какие-то чрезвычайные обстоятельства или что-то в этом роде. Но это неважно, потому что мне нравилось быть отцом. Я любил читать Мэдди, играть с ней, дурачиться. Несмотря на то что я был занятым человеком, кумиром, звездой баскетбола, — с отвращением процедил Зак. — Мэдди болела гриппом, — продолжал он. — У нее была температура. Так же, как у Николь в тот день. Я уложил ее в кроватку, почитал ей книжку. Потом я устроился перед телевизором с бутылкой виски и очень скоро напился до бесчувствия. — Зак остановился и искоса взглянул на бледное лицо Моники. — Вы уже шокированы? Я вам противен? — Нет, — ответила она. Да, она была потрясена, но скорее тем, что была не в силах увязать в своем сознании два образа: Зак тогдашний и Зак сегодняшний. — Хорошо, позвольте мне рассказать вам остальное, и тогда вы уж точно почувствуете ко мне отвращение. — Зак снова отвернулся. Он не хотел видеть лицо Моники после того, как он расскажет ей остальное. — По-видимому, она проснулась ночью, горя в лихорадке. Она кричала, но, конечно, ее никто не слышал. Моя очаровательная женушка так и не соизволила вернуться домой, а я, добрый папочка, совершенно отключился. Я проснулся уже на следующее утро, от истошного крика няни… Было уже слишком поздно. — В горле у Зака запершило. Он с трудом перевел дыхание. — Я пытался умереть, отравиться таблетками. Бекки останавливала меня, она не позволила мне поступить так малодушно. И я ее за это ненавидел. До тех пор, пока однажды не понял: ведь это мое наказание — оставаться жить, когда моя девочка умерла. Это — мое чистилище. — Он повернулся и пристально взглянул на Монику. — Это продолжается уже двадцать лет, Моника. Я изменился. И я по-настоящему верю в то, что могу помочь вам и Николь. Мне дана возможность все исправить. Поэтому, пожалуйста… — Он на шаг приблизился к ней. — Все, о чем я прошу вас, — это дать мне возможность на сей раз сделать все правильно. — Это означает, что ваше предложение еще в силе? — дрожащим голосом спросила Моника. Они долго не отрываясь смотрели друг другу в глаза и вдруг осознали, что их отношения перешли на совершенно иной уровень. На уровень с названием «интимность», которая не имела ничего общего с физической близостью, а просто сближала двух страдающих людей. Их объединяла и общая цель — безопасность и благополучие Николь. — Которое из двух? — спросил Зак, беря Монику за руки. — Помнится, я сделал вам два предложения: постоянная жена или приходящая секретарша. — И я очень признательна вам за оба предложения. — Моника нервно улыбнулась. — Жена из меня не получилась, а вот секретарем я еще не была никогда… — Что ж, ладно. — Зак не собирался показывать, как сильно он надеялся, что она захочет все-таки принять первое предложение. Но главное — что она остается. Завершился сезон охоты, рыбалки и воздушных экскурсий. Наступал сезон дождей, да и зима была не за горами. Ветер свистел вокруг домов, и косой дождь барабанил по крышам. О тайных признаниях, которыми обменялись Моника и Зак тем вечером на веранде, больше не упоминалось. Но понимание, которого они достигли, повлияло на каждую их мысль и действие. — Неужели мы вынуждены терпеть это до весны? — спросила как-то утром за завтраком Моника. Ветер сотрясал окна, и дождь барабанил по стеклам так, словно кто-то бросал с улицы пригоршни камешков. Они с Николь уже несколько дней не выходили из дому, и от этого у обеих испортилось настроение. — Вряд ли такая погода будет стоять до весны, — ответила Ада. — Вот выпадет снег — и все изменится. — Снег. Вот здорово! — Моника повернулась к Ники, которая раскладывала на дне своей тарелки макароны в виде букв. — Тогда мы по крайней мере сможем выйти из дому и слепить снеговика, правда? В глазах Николь зажегся интерес, и она кивнула. Но взгляд Моники был прикован к макаронным буковкам, из которых Ники выстроила слово «ма». — О, Ники, — задыхаясь от волнения, произнесла Моника, впившись глазами в ребенка с выражением недоверчивого восторга на лице. — Ты составила слово. Зак, Ада, посмотрите! — Ликуя, она звонко чмокнула Николь в маленький липкий ротик. — О, моя дорогая, я так горжусь тобой! — И я тоже. — Зак взъерошил девочке волосы и объявил: — Это нужно отпраздновать! Кто хочет поехать со мной в город? — Город… — Моника с удивлением в голосе растягивала это слово. — Вы имеете в виду — поехать с вами в Кадьяк? — Это единственный город в округе, в котором можно прилично провести праздничный день! Моника вопросительно взглянула на дочь. Ей отчаянно хотелось поехать — с Николь или даже без нее. Несмотря на то что Монике доставляло удовольствие постоянно находиться рядом с Ники, учить ее, играть с ней, читать ей, эта поездка была просто необходима! Даже в лучшие времена быть матерью-одиночкой трудно. А уж в худшие, когда постоянно грозящая опасность требует вести затворническую жизнь, это просто ужасно. И чрезвычайно утомительно. Моника вздохнула. Ей до смерти захотелось побыть несколько часов не только мамой, но и женщиной. И наслаждаться обществом мужчины — Зака Робинсона. Однако не могло быть и речи, чтобы оставить Ники здесь. Да, правда, она с каждым днем все больше и больше выбирается из своего кокона молчания. Николь уже попривыкла к Аде и Митчу — ведь она частенько крутилась возле них, когда взрослые ходили смотреть, как растет крохотный щенок Зельды. Но… она всегда знает, что ее мать рядом. — Как ты думаешь, дорогая? Может быть, навестим бабушку? — Моника говорила с воодушевлением. Затем бросила взгляд на Зака, ища поддержки. Зак кивнул. Он в который раз назвал себя идиотом. Как он не понял раньше, что ей необходима перемена обстановки? И Зак разделил с ней радостное облегчение, когда Николь энергично кивнула и, соскочив со стула, потянула Монику за руку, как бы говоря: «Пошли!» — Эй, стой, барышня. — Моника многозначительно подняла свою тарелку и направилась с ней к раковине. — Ты забыла кое-что. Заку показалось, что Ники может заупрямиться. Его так и подмывало вмешаться и сказать: «Да оставьте это!» Однако Николь, пусть и с очень тяжелым вздохом, взяла со стола свою тарелку и ложку, потом крепко зажала под мышкой кролика и отправилась со всем этим к раковине. — Спасибо, дорогая, — спокойно произнесла Моника, погладив дочь по головке и обмениваясь с Заком взглядом, в котором явно читалось облегчение. — Старая Ада очень благодарна тебе за помощь, Ники, — похвалила ее пожилая женщина. — А завтра ты мне поможешь испечь печенье? Ники быстро ей кивнула и поспешила за матерью. — Теплее одевайтесь сами и получше укутайте ребенка, — озабоченно крикнула Ада им вслед. Надлежащим образом обувшись и надев плащ, Зак усадил своих пассажирок в машину. Вдруг Ники выскочила и побежала назад, к стоявшей на крыльце Аде. — Ники! — Моника направилась было за ребенком, но Зак удержал ее. В изумлении они вместе наблюдали, как Ники вынула из-под плаща своего кролика, сунула его в руки Аде и помчалась обратно к машине. — Молодец, доченька! Теперь Ада не будет чувствовать себя одиноко. — И она крепко обняла своего ребенка. Зак не произнес ни слова. Но он понимал: в том, что произошло, есть и его заслуга. Зак ехал на средней скорости, и ему приятна была мысль о том, что в городе люди наверняка подумают, что он семейный человек, у которого есть жена и ребенок. Аромат духов Моники окутывал его. Несмотря на то, что между ними сидела Николь, Зак остро чувствовал Монику. Каждой клеточкой своего тела. Уже в который раз он внимательно посматривал на Монику поверх медно-рыжей головки Николь. Наконец ему удалось поймать ее ответный взгляд, и ему захотелось прижать ее к себе и страстно поцеловать. От этого желания кровь у него в жилах забурлила. Моника покраснела до корней волос и стала смотреть на дорогу прямо перед собой. Чтобы направить свои мысли в более безопасное русло, Зак стал показывать им достопримечательности и исторические места. Он гордился городом, который стал для него родным. История этого места была богата интересными событиями. Когда-то Кадьяк был под властью Российской империи… Зак рассказывал все, что мог вспомнить. Пульс Моники все еще бешено бился, и потому она избегала взглядов Зака. Она вытянула шею, чтобы получше рассмотреть причудливую церковь с куполообразными башенками. — Это церковь Воскресения Господня, — пояснил Зак. — Русская православная церковь. А вон там, — Зак показал рукой, — дворец Баранова. Он был назван так по имени Александра Баранова, первого правителя Аляски, прибывшего сюда во второй половине восемнадцатого века. Местные жители недавно восстановили его. — Вот это да! — Напряжение понемногу ослабевало, и Моника почувствовала себя туристом. Она с удовольствием отметила, что Николь тоже рассматривает все вокруг с огромным интересом. Не было и намека на то, что девочка живет в своем собственном мирке. «Если бы только она заговорила!», — тоскливо подумала Моника. Бывали такие моменты, когда ей казалось, что дочь вот-вот что-то скажет. Временами губы Ники шевелились, словно с них готово было сорваться какое-то слово. «Когда случится что-то важное для нее, она заговорит» — так сказал доктор Кунц. И Моника верила ему. — Какая у нас программа? — спросила она. Дождь уже прекратился, хотя ветер и не ослабел. — Я думаю, — сказал Зак, ловя взгляд Ники, — что одной маленькой девочке хочется мороженого… А ты как думаешь, мама? — спросил он, припарковывая машину. — С нами здесь есть такая маленькая девочка?.. О! — воскликнул он с притворной серьезностью, когда Николь потянула его за рукав. — Конечно, она с нами! Ники, ты сидела так тихо, что я и забыл о тебе! Ну, тогда пошли. Зак выбрался из машины, обошел ее с другой стороны, подхватил Ники на руки и покружил. Моника улыбалась. Она ничего не могла с собой поделать: всякий раз, когда она видела Зака со своей дочерью, радость переполняла все ее существо. Он был такой милый и добрый, и он так много испытал в жизни… Бесконечную радость ей доставляло сознание, что и она может сыграть свою роль в его исцелении. И знание того, что он хочет видеть ее своей женой, тоже доставляло ей огромное удовольствие. Но боль она испытывала почти такую же сильную, как и радость. Она понимала, чем грозит им выслеживающий их Ричард Синклер… Они съели мороженое в стаканчиках и позвонили по телефону Романовым, но не застали тех дома. — В следующий раз, — ободряюще произнес Зак, — позвоним заранее и предупредим. Они зашли в магазин — главным образом за одеждой для Николь. Девочка росла не по дням, а по часам, и ей нужны были зимние вещи. Зак собрался было за все заплатить, но Моника не позволила ему это сделать. — Ни в коем случае, — категорично заявила она. — Вы и так настояли на том, чтобы платить мне за работу в вашей конторе. Они купили также несколько видеокассет, а в бакалейной лавке — продукты по списку Ады. Потом Моника зашла в аптеку. А выйдя на улицу, объявила: — Не знаю, как вы, но я, например, просто умираю от голода. За ланч плачу я, — сказала она Заку. — И никаких возражений! Итак, — она повернулась к Николь, — чего бы нам хотелось съесть? — Она не случайно задала свой вопрос, обнаружив, что они стоят перед самым входом в пиццерию: Ники пиццу просто обожала. Очень довольная собой маленькая Николь ухватила двух взрослых людей за руки и потянула их внутрь пиццерии. После ланча Зак привел их в зоомагазин. Ники восхищалась животными, а потом взяла в руки морскую свинку, чем шокировала свою мать, которая испытывала ужас перед грызунами. Девочка всем своим видом показывала, что хочет взять ее домой. — О нет, дорогая! — Моника бросила укоризненный взгляд на Зака, который притащил их в это место. — Ведь у нас дома котята! А котята не любят мышей. Ведь так, Зак? — добавила она, отчаянно подмигивая. Вместо ответа Зак опустился перед Николь на корточки и прошептал ей на ухо что-то такое, от чего глаза у нее восторженно загорелись. Она быстро положила зверька на место, ухватила Зака за руку и потянула его к отделу «Все для собак». Моника стояла как громом пораженная, не зная, идти ей за ними или нет. Ее изумлению не было конца, когда ее дочь выбрала ошейник ярко-розового цвета и под цвет к нему — поводок. — Что, наконец, происходит… ни Зельда, ни Зевс не влезут в этот ошейник! — Зевс и Зельда? — Зак фыркнул от смеха и подмигнул Ники. — Какая мама смешная, да? Сияя от радости и крепко прижимая к своей груди пакет с покупками, Николь кивнула. И захихикала. Совершенно сбитая с толку, радостная, с навернувшимися некстати слезами, Моника изо всех сил старалась подыграть им своим недоумением. — Ну, ладно, — с притворной суровостью призвала их Моника к ответу, — а теперь скажите, для кого предназначаются ошейник и поводок? Два заговорщика посмотрели друг на друга и улыбнулись. — Можно рассказать? — спросил Зак у Ники. И после того, как она энергично кивнула, пояснил: — Я подарю Ники щенка. ГЛАВА СЕДЬМАЯ — И как же ты собираешься его назвать? — спросил Зак девочку, когда они присели на корточки в углу сарая, где Митч Гордон устроил для щенков Зельды теплый закуток. Щенки пока еще сосали молоко, и поэтому лишь недели через две их можно было выставить на продажу. Ники уже выбрала себе самого маленького щенка. Это был очаровательный меховой комочек размером не больше ладони Зака. Вздрогнув от вопроса Зака, Николь, чьи большие карие глаза еще секунду назад с обожанием смотрели на своего нового подопечного, перевела вопросительный взгляд на мать. — Это стоит серьезно обдумать, — задыхаясь от смеха, проговорила Моника, пытаясь увернуться от щенка, который вскарабкался ей на грудь и с радостью дарил ей свои собачьи поцелуи. Зак завидовал этому песику. Все дни напролет он думал о поцелуях. О поцелуях и о том, что за этим следует. И всегда с этой женщиной. Только с этой женщиной. Зак вздохнул. Он достаточно трезво смотрел на вещи, понимая, что добиться Моники будет невероятно трудно. Зак пытался примириться с таким положением вещей. А порой он думал иначе: может быть, настало время просто прижать ее к себе, поцеловать и доставить ей радости любви? И тогда она ответит на его предложение «да» и останется здесь с ним, чтобы стать его женой? Зак опять вздохнул. Это был вздох смирения. Он понимал, что не имеет права удерживать ее таким способом. Он мог позволить себе лишь одно — ждать. И еще надеяться. А также сделать все возможное и невозможное, чтобы обеспечить ей и маленькой Ники безопасность. Между тем именно сейчас пора было сделать так, чтобы маленькая девочка заговорила. Зак, как и Моника, теперь был абсолютно уверен, что она сможет заговорить. И это сполна окупит все их старания. Ему пришло в голову, что щенок поможет в этом, и по выражению лица Ники он понял, что прав. — По правилам Митча, — сказал Зак, — ты не сможешь забрать щенка, пока не дашь ему имя. А иначе как же он будет подходить к тебе? Ведь тебе придется ухаживать за ним. Так же, как мама ухаживает за тобой. Николь, крепко прижав к себе щенка, явно осмысливала услышанное. Ее лобик нахмурился, но потом вдруг лицо прояснилось, и она с ликующим видом показала рукой на Зельду. — Нет-нет. — Зак понял, что она хотела сказать. — В один прекрасный день щенок станет совсем большим. Зельда больше не будет за ним ухаживать. Наблюдая за тем, как затуманиваются глаза маленькой девочки и как снова хмурится ее лобик, Зак решил, что на сегодня они уже и так достаточно продвинулись в обсуждении этого вопроса. — Ну, хватит, — проговорил Зак, возвращая щенков Зельде и поднимаясь на ноги. — Малыши устали. — Он протянул Монике руку, чтобы помочь подняться, и как всегда, даже от случайного прикосновения у него побежали по коже мурашки. Пряча друг от друга глаза, они принялись стряхивать с себя собачью шерсть. Вдруг детский голосок, хриплый и неуверенный, не очень четко произнес: — Чар-ли. Моника застыла на месте. Все на свете было забыто. Ее глаза, широко раскрытые от изумления, какое-то время неподвижно смотрели на Зака. Потом оба в молчании уставились на Николь. Девочка все еще сидела на корточках у соломенной подстилки для малышей Зельды. Лоб Ники под растрепанной медно-рыжей челкой был упрямо нахмурен. Но во взгляде ее глаз, которые она подняла на взрослых, явно читалось торжество, когда она более четким голосом повторила имя своего щенка: — Чар-ли. Когда через несколько дней погода прояснилась и был дан благоприятный прогноз, Зак на «сессне» полетел в Анкоридж. У него был длинный список товаров, который кроме различных школьных принадлежностей для обучения Ники включал специальные выкройки и ткани. Моника собиралась сшить костюмы на Хэллоуин. Его грызли сомнения: готова ли Ники участвовать в страшном разгуле привидений и гоблинов? «Понаблюдаем, как она воспримет это. В конце концов, мы можем просто посмотреть на процессию с крыльца маминого дома. Но в любом случае нам нужно быть в костюмах», — решила Моника. — Как жаль, что у меня не будет возможности увидеть вас, — мечтательно сказала Бекки, сопровождавшая Зака в его походах по магазинам. Она радостно тряхнула головой и воскликнула: — Далматинцы! Так забавно… В течение всего утра, которое они провели вместе, сестра пыталась выведать у него как можно больше информации о нем самом и о его гостях. Зак отвечал осторожно, а иногда и уклончиво. И хотя он знал, что эти вопросы продиктованы тревогой за него, а не праздным любопытством, он чувствовал, что просто обязан сохранить тайну Моники. Бекки не была бы Бекки, если бы не приняла его скрытность с оскорбленным достоинством. Вновь и вновь она пробовала разные уловки, лишь бы только узнать то, что хотела, но своего так и не добилась. Сейчас, следуя за ней по уютной приемной, которая располагалась перед входом в офис «Клуба одиноких сердец», Зак с любовью смотрел на ее плотную фигуру. Проходя мимо двух столов с компьютерами, которые служили рабочими местами служащим Ребекки, он кивнул и улыбнулся Доре Майлз. Ей было далеко за тридцать, она носила очки и была не замужем. Дора совсем не соответствовала представлениям Зака о типичной сотруднице службы знакомств. Впрочем, по словам Бекки, она была очень энергична в работе. Сейчас Дора разговаривала по телефону и поэтому на приветствие Зака ответила кивком, в котором сейчас больше, чем обычно, чувствовались смущение и нервозность. Или, может, ему только так показалось, подумал Зак, больше обеспокоенный этим, чем польщенный. Он знал от Ребекки, что Дора очень сильно им увлечена. Зак также заметил, что Жизели Дюпон — другой сотрудницы «Клуба одиноких сердец» — нет на рабочем месте. Они свалили кучу сумок и пакетов с покупками прямо на пол кабинета Бекки. Хотя кабинетом это место можно было назвать с большой натяжкой — на самом деле эдакий закуток в самой глубине помещения, отделенный невысокой перегородкой, едва доходившей Заку до груди. Должно быть, все, чего хотела Бекки, — это лишь создать иллюзию собственного кабинета. Пока Ребекка проверяла, есть ли телефонные сообщения и электронная почта, Зак разглядывал семейную фотографию. На снимке были изображены Бекки, ее муж Дэйл и их мальчики — близнецы Закариус и Дэйл-младший. Оба мальчика уже выросли и сейчас были мужчинами. Этой фотографии было лет десять, но и сейчас семья была такой же сплоченной и дружной, как раньше. — Я всегда тебе завидовал, — признался он, когда Бекки подошла и тоже взглянула на фото. — Но теперь… — Его улыбка получилась смущенной. Чувства, которые он испытывал, были ему незнакомы. Он хрипло прошептал: — Сейчас я почти верю… Больше он говорить не мог, но знал, что Бекки поняла его. — Ты любишь эту маленькую девочку, ведь так? — скорее заявила утвердительно, чем спросила она. Зак кивнул, все еще продолжая смотреть на снимок, но видя перед своими глазами Николь. — Да, люблю. — А ее маму? Ее мама. Моника. Женщина, которая не выходила у него из головы и мысли о которой заставляли его сердце биться намного быстрее. Быстрее, чем три круга над посадочной площадкой в снежную бурю… Зак положил снимок на место. Он не обиделся на этот вопрос, так как до известной степени сам навел сестру на разговор. — Она замечательная, — проговорил Зак, очень хорошо понимая, что его ответ совсем не объясняет его чувств. Сейчас он не был расположен более четко определять их. Даже перед таким близким и дорогим человеком, каким была Бекки. — Знаешь, что я скажу тебе? Мы стали с ней друзьями. Очень добрыми друзьями. — Что ж, ладно. — Бекки очень хорошо умела читать между строк. — А бывший муж не давал о себе знать? — Нет. Однако я бы очень хотел поговорить с ним. По-мужски. — Правда? — Бекки стала рыться в сумочке в поисках губной помады. — И что бы ты сделал? — Я бы хорошенько его отделал, дорогая сестренка. — Зак наблюдал за тем, как Бекки красит губы, с явно возрастающим раздражением, а потом добавил: — Но только прежде я разберусь с тобой, если ты сейчас же не выведешь меня отсюда и не накормишь. Я просто умираю с голоду! За ланчем Зак рассказал о последних достижениях Николь. — Она делает невероятные рисунки, — похвастался Зак, поймав себя на том, что говорит сейчас как гордый отец. — Она знает алфавит и может написать наши имена. Моника с ней занимается. У них уроки каждый день. А в те дни, когда у Моники работа в конторе, Николь идет туда вместе с ней и печатает на старой пишущей машинке. — Надо бы купить ей компьютер. — Я уже думал об этом. — Есть специальные компьютеры для детей, это чудесная развивающая игрушка. Сегодня же после обеда и купим, — решила она, вероятно, считая, что согласия Зака на это не требуется. Им подали салат, и на некоторое время за столом воцарилось молчание. Ребекка первая нарушила его. — Так ей уже отдали щенка? — спросила она, сделав глоток воды. — Чарли? Нет, еще нет. Мы пока не взяли его в дом. — Зак посолил и поперчил свой салат из зелени. — Думаем подождать еще недельку-другую. — Чарли, — произнесла Ребекка. — Кто же его так назвал? — Она и назвала. — Она — это кто? Моника? — Нет, Николь. — Николь? — недоверчиво повторила Бекки. — Я думала, она не говорит. — Она и не говорила. — Зак с удовольствием жевал салат. На память пришло сладкое воспоминание о первом слове Николь. — Вероятно, она очень сильно хотела этого щенка. — Так сильно, что даже заговорила? — изумленно заметила Бекки и покачала головой. — Это невероятно. — Да, правда. — Зак встретил задумчивый взгляд сестры, продолжая вспоминать тот момент. Он почувствовал, что к горлу снова подкатывает комок. — А сейчас? — спросила Бекки. — Сейчас она говорит? — Нет. — Он отщипнул кусочек от сдобы с хрустящей корочкой, но есть не стал. Как сильно Моника надеялась, что если Николь однажды заговорит, то уже больше не будет молчать! Ведь и он на это надеялся! — Доктор считает, что она может говорить, но просто не чувствует необходимости это делать. Мы все понимаем ее и без слов. — Так какой же выход? Игнорировать ее просьбы? — Возможно. — Зак печально улыбнулся. — Но никто из нас так не поступит. Бедняжке и без того досталось. И поэтому ни Моника, ни я не желаем больше причинять ей боль. Нет… — Зак вздохнул. — Мы ждем и надеемся, вот и все. — Как это, должно быть, тяжело! — Бекки похлопала брата по руке. — Но по крайней мере вы знаете теперь, что она способ… — И вдруг резко оборвала себя: — Не верю своим глазам. — Все ее внимание было поглощено чем-то или кем-то за спиной Зака. — Что случилось? — Нахмурившись, Зак собрался было повернуться. — Не двигайся, — предупредила Бекки. — Она увидела меня. — Бекки натянуто улыбнулась и подняла руку для приветствия. — Кто? Бекки занялась своим салатом и сидела, не поднимая глаз. — Дора. Она, должно быть, только что вошла. Сейчас она сидит в отдельной кабинке и в упор смотрит на меня. — И что? Ты ведь сама сказала, чтобы она пошла на ланч, когда вернется Жизель. — Зак был сильно озадачен волнением сестры. — Но она с мужчиной, — сказала Бекки. — И он — не клиент. Зак подцепил вилкой маленький бледный помидор. — Тем лучше для нее. — Я так не думаю. — Бекки встревоженно посмотрела на брата. — Помнишь, я по телефону рассказывала тебе о лысеющем, ярко одетом мужчине, который интересовался Моникой? — Ричард Синклер? — И никто другой. — С Дорой? — Зак повернулся, послав к черту осторожность, и увидел все собственными глазами. Да, милая сцена! Он увидел, что Дора для виду сосредоточенно изучает меню, чтобы не встречаться глазами с Ребеккой. Синклер сидел к ним спиной. Зак увидел широкие плечи в ладно сшитом пиджаке, выставленную напоказ загорелую шею, блестящую лысину и длинные рыжие волосы, собранные в жиденький конский хвост. «Ну и ну, — с презрением подумал Зак. — Так это и есть тот взрослый мужчина, который избивает женщину и ребенка». Ему понадобилось все его самообладание, чтобы остаться на месте. Так хотелось вытащить этого негодяя из кабинки и стереть его в порошок! Зак резко повернулся на стуле. Его взгляд был свиреп. — Что он от нее хочет? Она что-то знает? Бекки нахмурилась. — Нет, что ты, ничего. И мне кажется, что она даже не работала в тот день, когда он зашел в офис. Может быть, это просто совпадение, — добавила она больше с надеждой, чем с убеждением. — О, перестань! — Зак усмехнулся. — Теперь ты мне еще скажешь, что он ухаживает за этой женщиной из-за ее денег и внешности! Бекки с раздражением отмахнулась от его замечания. — Я хочу сказать только одно: Дора ничего не знает. Она только однажды встречалась с Моникой. В тот день, когда та прилетела, чтобы помочь мне с «Невестами для Аляски». — А Ники была с ней? — Ну да, конечно. И мать Моники, Карла… — Она махнула рукой, опуская трудную для запоминания русскую фамилию. — Я послала Дору встретить их у самолета и отвезти в гостиницу. — Великолепно. — Зак задумался. Не оставалось никаких сомнений, что этот мужчина что-то выведывал у Доры. — Так, значит, именно она отвезла их в ту ночлежку, в которой ты им заказала номер? — Гостиница «Гринбрайер» не ночлежка, — возразила Бекки. — Это приличная гостиница, которая имеет удобное местоположение, да и цены там оказались приемлемы для Моники. Поэтому Дора и отвезла их туда. — И это значит, что они разговорились. Познакомились, и Дора узнала, что Карла Романова живет на Кадьяке. — Может быть, и так. — Бекки отодвинула свою тарелку. — Но Моника обычно очень сдержанна. Зак отказался от предложения официанта принести им кофе, и когда Бекки сделала то же самое, попросил подать счет. Конечно, в данных обстоятельствах Монике и в голову бы не пришло добровольно рассказывать о себе. Оставалось только надеяться, что Карла была не менее осторожна. — Пойдем отсюда, — сказал он Бекки, бросая двадцать долларов на стол. — Пока я не надавал этому гаду по физиономии. Просто из принципа. Они выполнили оставшиеся поручения, которые были даны Заку, но уже без радости и удовольствия. Возвратившись в кабинет к Бекки, чтобы забрать покупки, сделанные утром, они оба молчали, не испытывая большого желания говорить. За перегородкой разговаривали по телефону две сотрудницы Бекки, очевидно с потенциальными клиентами, и можно было разобрать каждое слово. Зак, невольно подслушивая их, заинтересовался тем, как по-разному эти женщины ведут беседу, когда внезапно его словно током ударило. — Послушай, послушай! — шепнул он Ребекке. Бекки притихла. — Что ты имеешь в виду? — спросила она через минуту-другую. — Если мы можем слышать их, то и они, соответственно, могут слышать нас. Значит, они слышали, как ты разговаривала со мной по телефону! — Ой, правда! — Бекки глубоко и шумно вздохнула. — Еще вчера я бы сказала: и что из этого? У меня нет никаких секретов. Но сейчас… Она на секунду задумалась, а потом вдруг резко выпрямилась во весь рост и решительно произнесла: — Мы прямо сейчас возьмемся за это дело. И прежде чем Зак успел ее остановить, она кинулась к столу Доры. Но Заку и не нужно было видеть страдальческое выражение лица этой женщины или слышать, что она скажет… Все было ясно и так. А тем временем на самой отдаленной части острова Кадьяк, в Виндемиере, Моника сидела в конторе частного аэродрома. Она только что закончила работу над макетами рекламных проспектов. Наконец-то ей снова пригодились те знания, которые она приобрела, обучаясь дизайнерскому делу. Углубившись в работу, она много узнала об агентстве Зака, да и о нем, как о человеке, и могла только восхищаться им. Зак был и первоклассным бизнесменом, и опытным летчиком, и проводником по охотничьим тропам. Да кем только он не был… Получил даже диплом юриста. — Бекки настояла, — неохотно сказал он ей в тот день, когда она спросила его об этом. Она отлично помнила всю беседу, так как он редко допускал людей в свой внутренний мир. — Она решила, что это отвлечет меня, — усмехнулся он, хотя было видно, что он испытывает благодарность и любовь к сестре. Усмешка показывала, как противен ему тот неудачник, которым он был некоторое время назад. — После… Мэдди… рухнул и мой брак, а потом меня вышвырнули и из спорта. — Он отвернулся — не хотел, чтобы Моника видела его глаза. — Очень нелегко снова обрести то, что называется самоуважением, научиться прощать себя, научиться снова себя любить. Понимаете? Он взглянул на Монику, и от боли, которую она увидела в его взгляде, у нее сжалось сердце. — Они должны были наказать меня. Отрубить мне руки и вырвать сердце. Но когда они этого не сделали, когда они отказались так сделать, мне казалось, что будет правильно, если я сам займусь этим. Но мне не позволили это сделать. Ни Бекки, ни врачи. Они заставили меня бороться с этим. «Нужно бороться. Будьте мужчиной. Попробуйте наладить свою жизнь. Это такая хорошая штука — жизнь», — говорили они. Невеселый смешок вырвался из груди Зака, и Монике захотелось обнять его… — Моя жизнь. Как будто я хотел жить! Я сделал это для Мэдди, потому что однажды меня осенило: единственная возможность наконец стать человеком — это вести такую жизнь, какую раньше я желал для Мэдди, — бескорыстную и достойную. Такую жизнь, цель которой — делать добро. Исправлять несправедливость, пусть даже я никогда уже не смогу исправить ошибку, которую совершил сам. И я стал изучать право. Я занялся острейшими проблемами. Конкретно — проблемами экологии. Я старался примирить тех, для кого лесозаготовки — единственный источник существования, и тех, кто считает каждое срубленное дерево невосполнимой потерей. Однако мой отказ примкнуть к той или другой стороне сделал меня врагом для обеих. — И что же случилось? — спросила Моника, так как мрачное выражение лица Зака ясно говорило: что-то произошло. — Мой дом сгорел дотла. Моника онемела. — Это могли быть люди из любой фракции, — пояснил Зак. — Я решил, что не стоит пытаться это выяснить. — И вы уехали на Аляску. — Это было утверждение, а не вопрос. — С тех пор я забыл о юриспруденции, — дополнил Зак. К этому разговору они больше не возвращались. Но Моника скрупулезно собирала все эпизоды из жизни Зака. Так, она случайно узнала, что благотворительные проекты Зака были многочисленными и серьезными. Например, один из этих проектов осуществлялся ежегодно. Это был полностью оплаченный двухнедельный отдых в палатках с ловлей рыбы для нуждающихся детей. Она поняла, что если когда-нибудь сможет снова влюбиться, то только в Закариуса Робинсона. Все те безрассудства, которые они оба совершили в своем прошлом, по ее мнению, были уже полностью искуплены. И в то же самое время прошлые грехи Зака привнесли в его натуру чудесную и редкую черту — скромность, манеру держаться в тени, непритязательность. С Заком было легко, он излучал надежность и силу. Как сильно все изменилось с того вечера, размышляла Моника. Здесь, в Виндемиере, они с дочкой обрели рай. Они стали частью этой семьи. Вчера вечером Зак позвонил ей и сказал, что Бекки согласилась помочь ему с покупками и он будет дома завтра к обеду. Как он удивится, когда увидит свои рекламные проспекты! Моника подняла глаза от своего творения. Она так привыкла, что он всегда рядом! Почему ей становится невыносимо одиноко без него? О, Зак! Моника откинулась на спинку стула и мысленно представила себе его лицо, его фигуру. И пульс бешено забился, так, как будто Зак находился рядом. Как же она могла отдаться во власть этих чувств, когда над ней висит постоянная угроза, что их обнаружат и она потеряет Ники? Бедная Ники! Тяжело вздохнув, Моника подумала об удивительной привязанности дочери к Заку. Доверившись этому человеку и полюбив его, Николь преодолела самый трудный для нее барьер. Даже это недолгое отсутствие Зака заставило Николь страдать. Хотя, с другой стороны, эти страдания привели к еще одному новшеству — слезам. Прошлым вечером перед сном Николь села в кровати и заплакала. Зак не почитал ей на ночь про Винни Пуха. Монике тогда тоже захотелось плакать, только ее слезы были бы слезами радости. Каждое небольшое улучшение в состоянии Ники, даже самое крохотное и почти незаметное для постороннего глаза, означало большую победу и убеждало ее: Николь будет таким же нормальным ребенком, как все дети. Моника развернула свой вертящийся стул к пустующему столу Зака и рабочему уголку, который Зак соорудил для Николь. Но в это утро из-за отсутствия Зака девочка решила, что лучше сходить вместе с Адой в сарай и навестить щенков, чем стучать по клавишам старой пишущей машинки и крутить диск старомодного телефонного аппарата. Много раз взрослые замечали, что Николь ведет по этому телефону немые разговоры с воображаемыми собеседниками. Кем же, интересно, могли быть ее собеседники? — При-вет, красавица! Громкий мужской голос вывел Монику из задумчивости. Она с испугом уставилась в голубые глаза, в которых плясали веселые огоньки. — Извини, дорогая, — сказал обладатель этих глаз, нимало не смутившись. — Я не хотел тебя напугать! Ох уж этот Роджер Кресвелл! Моника подозревала, что австралиец получает удовольствие, изводя ее своими шуточками и подтруниваниями. Впрочем, его поведение было вполне безобидным, но Моника каждый раз пугалась, когда он бесшумно вырастал за ее спиной. Роджер наклонился к Монике. Его ровные белые зубы составляли поразительный контраст с сильно загорелой кожей красивого лица. — Спишь на работе, пока босс отсутствует, да? — Я не спала, приятель — резко возразила Моника. — Ты когда-нибудь слышал о том, что, прежде чем войти, нужно стучать? — Даже в дверь деловой конторы? Ты превышаешь свои полномочия. — Он присел на краешек стола, скрестив руки. Усмешка на его лице все продолжала расползаться вширь. — И к тому же слово «приятель» произносится как «прюятель». Вот так. Лучше работай над своим произношением. — Конечно, займусь этим в первую очередь. — Моника снова обрела уверенность в себе, и поэтому ей захотелось рассмеяться. Но она не сделала этого, так как не хотела доставлять удовольствие озорнику. — Слушай, мне необходимо знать твое ценное мнение. Вот, цитирую: «Отличные летчики и гиды Виндемиеровской авиакомпании гарантируют всем желающим незабываемые впечатления от самой северной границы Америки». Что скажешь, я не слишком преувеличила? — Ну… — Роджер сморщил губы и, почесывая подбородок, уставился на потолок, как будто этот вопрос заслуживал серьезного рассмотрения. — Может быть. — Он вновь взглянул на Монику и поиграл бровями. — Но если, конечно, ты имела в виду меня, говоря «отличный пилот и гид», то тогда ты нисколько не преувеличила. — О, ради всего святого! — Выведенная из себя, Моника собрала все свои разработки и сложила их в папку. — Я, должно быть, просто сошла с ума, думая, что смогу услышать от тебя хотя бы одно серьезное слово. — Она поставила папку в шкаф и захлопнула дверцу. — Итак, что вы хотите, Крокодил по имени Данди? — Сказать хоть одно серьезное слово, конечно. — Роджер, который был в курсе всех бед Моники и Николь и который, как и все в Виндемиере, покровительствовал им, на самом деле был совсем не таким бессердечным, каким хотел казаться. И Моника, конечно, об этом знала. Да, этот человек мог быть неисправимым фигляром, но он обожал Николь и был предан Заку. — Да? — Нехарактерное для Роджера такое быстрое изменение тона заставило Монику напрячься. Как правило, обмен шутками не приводил ни к чему серьезному. — В чем дело? — Только что позвонили, — проговорил он, разглядывая свои ногти. — Хотели заказать самолет. — В ангар? — спросила Моника. Подобные заказы всегда оформлялись через офис. Тем более сейчас был не сезон. Зак говорил ей, что они совершают полеты только в случае крайней необходимости, и бесплатно. Но и эти заказы тоже оформлялись через контору. По крайней мере насколько знала она. — Странно, — сказала Моника. — Да, это выглядит очень странно. Тот тип, который звонил, сказал, что знает об отсутствии босса, и спросил, не интересует ли меня перспектива заработать быстро и легко пять сотен, доставив его сюда. — Сюда? — На Кадьяк. Моника старалась не думать о том, что это мог быть Ричард. Прошло уже несколько недель с тех пор, как он объявился в офисе у сестры Зака. И Ребекка не сказала ему ничего. — Это был какой-нибудь аферист? — Ну, то, что не святой отец, возвращающийся к своему приходу, я могу сказать наверняка. Моника с трудом сдерживала нервную дрожь. — И что же ты все-таки ответил? — А ты как думаешь? — Роджер выглядел обиженным. — Я сказал, что он напрасно теряет время. Я не зарабатываю деньги за спиной у хозяина. Я перед боссом честен на все сто! — О, конечно, я вовсе не это имела в виду… — Да-да. — Пресекая ее попытку принести извинения, Роджер поднялся со стола и направился к двери. — Я также сказал ему, что он может обратиться в компанию Джефферсона. На какое-то мгновение Моника не поняла его, но потом до нее дошел смысл сказанного, и она рассмеялась. Компания Джефферсона была, строго говоря, одним из их конкурентов. Сэм Джефферсон, владелец и пилот этой компании, проворачивал очень подозрительные операции и из-за этого постоянно находился в конфликте с Федеральным Управлением авиации. — Ох, Роджер, ты ужасный тип. — Это точно. — Роджер послал ей воздушный поцелуй, прежде чем закрыть дверь. — Вот почему вы все меня, мои кошечки, и обожаете. Телефонный звонок точно совпал с уходом Роджера. Все еще посмеиваясь, Моника подняла трубку. — Авиакомпания Виндемиера. — У тебя такой радостный голос. Она сразу узнала сочный баритон Зака, он всегда заставлял ее пульс бешено биться. — Роджер только что ушел. — Ох уж этот мне Родж! — Легкая досада послышалась в его мягком голосе. Монике льстило, что Зак, возможно, ее ревнует. — Он совершенно несносен. — Моника старалась еще больше подзадорить его. — Но… — Ее совесть тотчас же заставила добавить следующее: — Но причина, по которой он пришел в контору, состояла в том, что он получил какой-то необычный заказ по телефону, прямо в ангар. — Что? — В голосе Зака зазвенело напряжение. — От кого? Он сказал? И Моника быстро повторила все, что рассказал ей Роджер. Она схватилась рукой за горло, когда Зак зловеще произнес: — Так и есть. В двух словах обрисовав ей ситуацию в Анкоридже, Зак коротко подытожил: — Я вылетаю домой сегодня вечером. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Прошел день, другой, целая неделя… Николь держали взаперти, как пленницу. Страх делал Монику раздраженной и беспокойной. Ей было трудно сосредоточиться. Но, несмотря это, она решила все же сшить костюмы для Хэллоуина. И именно этим она и занялась в доме своей матери на Кадьяке, так как в Виндемиере все равно не было швейной машинки. Ворча на себя из-за этих «адских» костюмов, Моника распорола еще один шов и прокляла едва заметную пунктирную линию, заставлявшую ее глаза так сильно напрягаться. Не удивительно, что теперь у нее болит голова. — Давай я дошью, — сказала вошедшая Карла. — А ты свари Заку кофе. — Он уже приехал? — Вялость Моники как рукой сняло, и она направилась к двери пружинящей походкой. Зак заполнил собой всю маленькую кухню. Почему-то в Виндемиере она меньше замечала, какой он большой и высокий. И какой сильный. Этот седеющий бывший спортсмен все еще находится в отличной спортивной форме. И очень привлекателен. Когда Зак обернулся на звук ее шагов и глаза их встретились, все затрепетало в Монике. Она не смогла произнести даже «привет», так как глупые желания, владевшие ею, потоком хлынули в ее сердце. «Я люблю тебя, Зак». Как бы он повел себя, если бы она произнесла эти слова вслух? Может быть, поцеловал бы ее? Зак не мог отвести взгляд. Какой-то магический отблеск в глазах Моники заворожил его. Он стоял очарованный, боясь разрушить хрупкое блаженство этой минуты. «Поцелуй меня, Зак». Она это сказала?! Или его лишили разума все те ночи, которые он пролежал без сна один на один со своей несбывшейся мечтой? Над кофеваркой поднимался пар. Моника отпустила ручку двери, и дверь захлопнулась. Моника сделала движение вперед. Или это Зак шагнул ей навстречу? Они оказались буквально в дюйме друг от друга. Зак перевел взгляд на губы Моники, которые трепетали в предвкушении поцелуя, и сказал: — Как давно я мечтаю поцеловать тебя! — А я… я очень хочу, чтобы ты поцеловал, — прошептала Моника, сделав легкий выдох. Ее губы приоткрылись, и Зак поцеловал ее. Поцелуй был страстный, но нежный. Зак оторвался от ее губ лишь на секунду, и снова ее поцеловал — на этот раз более глубоко и чувственно. Моника забыла обо всем на свете. Она откинула голову, и Зак принялся покрывать поцелуями ее подбородок и шею. Она дрожала, отвечая на его поцелуи и объятия, тело томилось желанием. И хотя женщина понимала, что здесь и сейчас им не удастся осуществить это страстное желание, как ни странно, это только подогревало ее. — О, Зак, — шептала она, — еще, еще… Наконец, задыхающиеся и опьяненные любовью, они оторвались друг от друга. Зак заглянул в затуманенные глаза Моники и прошептал: — О, моя драгоценная! — То, что он увидел в этих глазах, окрылило его и дало надежду. Она принадлежит ему. Она и сама еще не знает этого, но она его женщина! — Выходи за меня, — прошептал Зак. — Нам будет хорошо вместе — тебе и мне. Ты ведь тоже это чувствуешь, правда? Скажи мне, что это так… — Да, это так, — прошептала Моника, снова сливаясь с Заком в любовном порыве. — Тогда выходи за меня замуж, — настойчиво повторил Зак, едва они снова разомкнули объятия. — Ведь мы уже семья — ты, я и Ники. Я люблю вас обеих. Я хочу, чтобы ты была со мной: в моих объятиях, в моей жизни, в моей постели. Я так сильно хочу тебя! «Хочу тебя… Хочу тебя… Хочу…» — звучало в голове Моники. Не в этом слове она нуждалась. Не это она жаждала услышать. Моника заглянула в его глаза, пылающие огнем… огнем желания. «Но одного желания недостаточно. Совсем недостаточно», — подумала она. Внезапно ей стало холодно, и она вздрогнула. У нее уже был брак без любви. Она решила, что больше никогда не выйдет замуж без любви… — О, Зак… — Утомленная и совсем потерявшаяся, Моника уткнулась лбом в плечо Зака. Потирая сонные глаза, на кухню вошла Николь. Зак и Моника тотчас отпрянули друг от друга. — Здравствуй, моя радость. — Моника была рада, что простые материнские обязанности снова возвращают ей самообладание. Она подняла Николь и, усадив ее к себе на колени, стала качать ребенка, вдыхая ее сладкий запах. Николь, прильнув к матери, медленно приходила в себя после сна. Моника избегала смотреть на Зака, хотя и чувствовала его зовущий пристальный взгляд. Она чуть не зарыдала, когда Ники быстро спрыгнула с ее колен и пошла на руки к Заку. Когда они вернулись домой, выкупали Ники и уложили ее в постель, Зак сел читать ей книжку, а Моника пошла прибрать в ванной. К тому времени ее настроение стало более-менее сносным, хотя душевная боль не проходила. — Николь заснула, — сказал Зак, подходя и заключая Монику в свои объятия. — Ну, и на чем же мы остановились, когда нас так внезапно прервали? Моника оттолкнула его от себя. Ее рассердило, что удивление Зака выразилось только в том, что он просто выпустил ее из своих объятий. — Я не хочу этого. — Моника отвернулась и приложила руку ко лбу. Теперь к ее страданиям прибавилась еще и сильная головная боль. Как часто стала болеть голова! — Повтори еще раз! — Зак всем своим видом выражал недоумение. — Ты меня слышал. — Когда Моника была ребенком, мама всегда грозила, что, если она будет лгать, ее ударит молния. Вот и сейчас, ужасно боясь — уж не молнии ли? — она скрестила пальцы. — Я не хочу… чтобы ты прикасался ко мне. В этом все дело. Казалось, что прошла вечность, прежде чем Зак заговорил: — А что же тогда было днем? — Его голос звучал бесстрастно, он ничем не выдал своих чувств. У Моники не хватило смелости взглянуть ему в глаза. — Я… — она нервно прокашлялась. — Это была ошибка. — Ошибка?! Черт возьми, Моника, скажи мне это, глядя в глаза! Она не могла. Она не могла рассказать ему, что привело ее к такому решению. Для нее было одинаково страшно ранить его или заставить почувствовать жалость. Конечно, он считает ее непостоянной, подумала Моника. Чувствуя себя чрезвычайно жалкой и несчастной, она избегала его прикосновений и продолжала отводить глаза. — Мне жаль, Зак. Это извинение вывело Зака из себя. — Ты сожалеешь?! — Разочарование, боль и рухнувшая надежда сделали его грубым и резким. Он прижал Монику спиной к стене. — Вот об этом? И впился ей в рот поцелуем. Целовал он так жадно и грубо, что на ее губах выступила кровь. Вкус крови скорее, чем ее кулачки, молотившие по его плечам, привел его в чувство и образумил. Тяжело дыша, Зак оторвался от нее. И тут увидел в глазах Моники страх. Она боялась его! — О Господи! Моника… — Он почувствовал отвращение к себе. — Милая, прости… — Не надо, — сказала Моника. — Пожалуйста! Зак молча развернулся и вышел. Постепенно напряжение и неловкость ослабли. Если и не в отношениях между Моникой и Заком, то по крайней мере во всем, что касалось Ричарда Синклера. Следующая неделя прошла без происшествий. Бдительность ослабили. Ограничения уменьшили. Николь с Чарли позволили выходить из дома, правда не дальше ангара, сарая или коттеджа Митча. Зевс, папаша Чарли, привязался к Николь, которая баловала его печеньями и кусочками колбасы. Гордый и полный собственного достоинства пес не отходил от девочки. Митч удивлялся, не понимая, что пес просто чувствует ранимость Николь и поэтому стал ее защитником. Зак наблюдал, как маленькая девочка в окружении двух собак направилась из сарая в ангар. Он теперь чувствовал себя намного спокойнее, зная, что такая сильная, мощная собака охраняет Николь. Зак отвернулся от окна. Роджер, вероятно, уже развлекает ребенка своими красочными и неправдоподобными историями о мишках коала, о страусах эму и кенгуру. Он будет рассказывать ей это до тех пор, пока она не устанет слушать. Этот весельчак очень привязался к Николь, что не удивительно, ведь Зак сам души не чаял в девочке. Так же как и в ее матери… Бросив хмурый взгляд на Монику, которая усердно трудилась за компьютером, Зак прошествовал к своему столу. Он сел и принялся шуршать бумагами, заставляя себя выглядеть таким же занятым и увлеченным. Но мысли Зака были очень далеки от работы. Та любовная сцена на кухне у Романовых не выходила у него из головы. Уже в сотый раз Зак спрашивал себя: что могло случиться? Может, он что-то сделал не так? Моника отвечала на его поцелуи и объятия. Отвечала горячо. Он ведь уже не зеленый юнец и может отличить разницу между настоящим, искренним чувством и притворством. Желание Моники в тот день полностью совпало с его желанием. Она дрожала от возбуждения так же, как и он. Они целовали друг друга, забыв обо всем на свете! Но что, черт побери, она имела в виду, говоря, что все это было ошибкой? Несколько раз он пытался вернуть ту близость, но она снова и снова наносила удар по его гордости, говоря: «Пожалуйста, Зак, не надо. Единственное, чего я хочу, — чтобы ты забыл об этом». Нет, она не была бессердечной, как это могло показаться. Он видел, что она страдает так же сильно, как и он: подурнела, похудела, стала как тень. — Ты слишком много работаешь, — сердито сказал ей Зак. Моника наклонилась, чтобы поднять с пола папку, которую Зак не заметил, когда проходил мимо. — Совсем немного, если учесть, сколько я тебе должна. — Что?! — Потеряв остатки терпения, Зак вскочил на ноги. — Черт побери, Моника! — Прости, — тотчас же кротко произнесла она. Но это «прости» только еще больше разъярило Зака. — Хорошо, и ты тогда тоже прости меня, — прорычал он, — за тот вечер у твоей матери. Ее лицо еще больше побледнело, нижняя губа задрожала… — Все в полном порядке, — наконец сказала Моника и положила перед ним стопку бумаг. — Подпиши эти письма, пока ты здесь. Ему хотелось обнять ее, хотелось поцеловать… Но больше всего на свете ему хотелось ее понять. — Моника! — Зак смягчил свой тон. — Поговори со мной. Пожалуйста! Он вышел из-за стола и удержал ее, когда она собралась вернуться на свое место. Моника вздохнула, и вздох получился таким же дрожащим и неуверенным, как и ее голос, но она все же расправила плечи и сказала: — Ты не забыл? Сегодня праздник Хэллоуин, и поэтому скоро нам нужно будет ехать в дом моей мамы. — Конечно. — Зак плотно сжал губы, словно старался проглотить горечь, застрявшую у него в горле. Он снова покорился. И снова его гордость ущемлена. Зак нахмурился, стараясь не показывать этого. — Скажи мне одно: чего ты хочешь? — Я хочу, чтобы мы снова были друзьями. — В ее глазах блеснули слезы. — Чтобы у нас были такие отношения, как раньше. — И ты думаешь, это возможно? — Нет. — Несколько слезинок скатилось по ее щекам, когда она покачала головой. — Вероятно, нет. Но, может быть, ради Ники… — Да, — оборвал ее Зак. Уступая своему желанию прикоснуться к ней, Зак нежно смахнул слезы с ее лица. — Ради Ники… — На этот раз хоть не льет как из ведра, — проговорила Карла Романова. Она со своим мужем Питом, большим и неуклюжим, как медведь, да еще с густой бородой, вышла на крыльцо, делая последние приготовления. Она водрузила огромный фонарь из тыквы с прорезанными в ней глазами, носом и ртом на обернутый простыней шест, когда по ступенькам крыльца стали подниматься Моника с Заком, за которыми следовала Николь. — Как только станет совсем темно, внутри тыквы зажжется свечка. — Пит подмигнул девочке. — Тогда чудище действительно будет жутким. Ники улыбнулась в ответ этому доброму великану. С его стороны потребовалось совсем небольшое усилие, чтобы расположить к себе ребенка. Склонный к веселью и шуткам, Пит Романов казался никогда не унывающим человеком. Наблюдая за тем, как доверчиво Ники вложила свою ладошку в огромную лапу нового дедушки, Моника подумала, что, может быть, переезд в этот дом не так сильно травмирует ее маленькую девочку. Она больше не могла оставаться в Виндемиере. Зак прав, они не смогут вернуть свои прошлые отношения. — Ада прислала тыквенный пирог, мам. — Она прошла мимо матери в дом. — У тебя испортились отношения с Заком? — спросила Карла, входя следом за ней. — Испортились? — Моника сбросила жакет. — Почему ты спрашиваешь? Мать пожала плечами и поставила чайник на плиту. — Мне так показалось. Моника не отрывала взгляда от жакета, аккуратно расправляя его на спинке стула. — Вероятно, это напряжение нас всех доконало. В общем, может быть, Ники и я… мы могли бы остаться у вас на некоторое время. — Моника не поднимала глаз, снимая с пирога фольгу. — Если, конечно, твое приглашение все еще в силе. — Да, оно в силе, но… — Ники чувствует себя намного лучше, — быстро проговорила Моника. — Знаешь, доктор Кунц считает, что Ники пойдет на пользу, если с ней будет заниматься кто-нибудь еще, кроме меня. На самом деле это была лишь полуправда. Доктор сказал им, что занятия по нескольку дней в неделю вместе с другими дошкольниками, несомненно, пойдут на пользу Николь и помогут ей полностью восстановить речевую способность. — Мы бы пожили здесь с вами, — продолжала Моника. — И мне не нужно будет возить ее туда-обратно. У меня сейчас нет своей машины, а что касается Зака, я думаю, мы и так уже замучили его. — У меня никогда не было впечатления, что вы Заку в тягость, дорогая. Он любит твоего ребенка, как своего собственного, — мягко возразила Карла. Но Моника вдруг разразилась слезами. — Ты думаешь, я не знаю этого? — Ну и?.. — спросила Карла, пребывая в недоумении. — Этого недостаточно, — прошептала Моника и закрыла лицо руками. — Я хочу… чтобы… он любил меня-а-а… — О, дорогая!.. — воскликнула Карла, обнимая дочь и подталкивая ее к столу. — Давай-ка присаживайся, а я пока сделаю чаю. И она поспешила к плите, на которой пронзительно свистел чайник. Моника облокотилась на стол, смахнув с лица волосы. Она жалела, что не сдержалась. Вслух это прозвучало так… жалко. Почти так, как если бы она ревновала. Ревновала к своей собственной дочери! — О, мама… — Тяжело вздохнув, Моника прикрыла глаза. — Это не значит, что я потеряла голову. Я… — Ты думаешь, я этого не понимаю? — Карла поставила на стол чашку с горячим мятным чаем. — Ты жила в ужасном напряжении месяцы, даже годы. Кто после всего этого не потерял бы голову? Она крепко обняла Монику, слегка ее встряхнув. — И где лучше всего ее потерять, как не на маминой кухне? — Она обняла дочь еще крепче. — Ладно. Пей чай, приходи в себя, и мы поговорим. Моника послушно сделала глоток чая. — Заметно, что я плакала? — Вытри глаза, и будешь выглядеть прекрасно. — Карла передала ей салфетку. — Знаешь, я думаю, что ты не права. Моника опустила салфетку. — В чем? — Насчет Зака. Большинство женщин многое бы вытерпели, лишь бы только рядом был такой мужчина и смотрел на них так же, как Зак смотрит на тебя. — Ох! — Совершенно подавленная, Моника опять промокнула уголки глаз. — Этот мужчина, мама, смотрит на меня так потому, что просто испытывает физическое влечение. А это совсем не признак любви. Когда пришло время наряжаться в сшитые костюмы, ни у Моники, ни у Зака не было праздничного настроения. Костюмы представляли собой пятнистые комбинезоны с хвостом и капюшоны с ушами на макушке. Пит и Ники попросили белил, чтобы раскрасить лица. Затем накрасили черной краской кончик носа Заку и Монике. Все засмеялись, когда целая процессия привидений, инопланетян и ведьм, взбираясь по ступенькам крыльца дома Романовых, шумно потребовала угощений. — Эй, здравствуйте, мистер президент, — смеясь, окликнула Моника одного из гостей. Мужчина был одет в черную пуховую куртку, а его голову целиком закрывала резиновая маска Билла Клинтона. — Поднимайтесь, — предложила она, — отведайте сидр с пряностями, согреетесь. Мужчина помотал головой и отошел в тень. Моника только пожала плечами. — Какой робкий, — шепнула она Николь, которая вместе с Заком щедрыми горстями бросала в наволочки леденцы. — Но ему же хуже, правда? Как взрослые и надеялись, вскоре Ники почувствовала в себе достаточно сил и храбрости, чтобы самой немного прогуляться по соседям, собирая угощение. И тогда они втроем, надев под костюмы долматинцев теплые свитера, отправились в путь. На улицах было полно взрослых и детей всех возрастов и в самых разных костюмах: от фантастических и экстравагантных до простеньких самодельных. И еще — множество страшных масок. Необходимость выглядеть веселой уже начала действовать Монике на нервы. Оттого, что Зак, облаченный в собачий костюм, выглядел таким милым и мускулистым, у нее перехватило дыхание и сжалось сердце. — Вероятно, нужно быть ребенком, чтобы хорошо выглядеть в этом наряде, — резковато проговорила Моника. «Или иметь такую же фигурку, как у тебя», — подумал Зак, а вслух сказал: — По крайней мере нам хотя бы тепло. — И бросил сочувственный взгляд на молоденькую девушку, дрожавшую в пышном, но легком наряде гаремной наложницы. — Ей следовало бы надеть пальто, — проговорила Моника. — Вот, уже заговорила как мама, — отозвался Зак. — Вероятно, из-за того, что я и есть мама, — обиделась Моника. — Здесь не поспоришь. — И что ты этим хотел сказать? — прошипела она поверх головы Ники. — Это было лишь напоминанием о том, что ты могла бы хоть иногда позволять себе быть женщиной, — парировал Зак, не отрывая своего взгляда от ее глаз — кто кого переглядит. Они пристально смотрели друг другу в глаза, без слов обещая продолжить разговор, но тут Ники дернула мать за руку, показывая, что хочет присоединиться к группе детей, которые поднимались в это время по лестнице к двери какого-то дома. Моника тотчас же выпустила руку дочери, поощрительно шлепнув ее по попке. Когда Ники уже не могла их слышать, Моника медленно проговорила, растягивая слова: — Что, гормоны взыграли? Срочно нужна женщина в постель? — Ты что, думаешь, я обратил на тебя внимание из-за этого? Из-за гормонов? — А разве нет? — Нет! Черт побери, ведь если бы это было так, как ты говоришь, тогда бы я… — Извините, мистер! — (Услышав ломающийся тенор мальчишки-подростка, Зак резко повернулся.) — Это ведь ваша малышка? — И, к ужасу Зака и Моники, подросток подтолкнул к ним беззвучно плачущую Николь. — Я определил это по ее костюму. Думал, она потерялась. Тот мужчина вон там, — они посмотрели, куда показывал мальчик, и увидели мужчину в маске Билла Клинтона, который тут же быстро смешался с толпой, — разговаривал с ней. Но я заметил, что она испугалась и плачет, и поэтому схватил ее за руку и привел к вам. — О Господи, спасибо! — Вне себя, Моника опустилась на колени и прижала к себе Николь. «Как я могла? — ругала себя Моника. — Как я могла так увлечься глупым спором, что даже забыла о своем ребенке?» Зак бросился за типом в маске. Кто этот человек, рыщущий поблизости? Могло оказаться, что это всего лишь случайный прохожий. Но с другой стороны, интуиция подсказывала Заку, что под маской Клинтона скрывается Ричард Синклер. К несчастью, мужчину Зак нигде не отыскал, хоть и обежал весь квартал. Понимая, что искать дальше просто бесполезно, и ругая себя за то, что оставил Монику и Николь, по существу, без защиты, Зак поспешил назад. Только бы подросток был еще там! ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Мальчик стоял к Заку спиной. Обезумев оттого, что не увидел ни Ники, ни Моники, Зак вцепился рукой в плечо мальчика и развернул его к себе. — Где они?! Мальчик заморгал, испугавшись свирепого тона Зака и дикого выражения его лица. Зак давно уже сорвал с головы капюшон в виде собачьей головы; его волосы, взмокшие от бега и влажного тумана, облепили виски и лицо. — Отвечай! — прорычал Зак, все сильнее сдавливая детское плечо. — О… она п… просила с… сказать в… вам, что они пошли домой. Зак выругался и так резко отпустил подростка, что тот отскочил на несколько шагов и хотел уж было убежать, но Зак опять схватил его. — Вот. — Он вытащил двадцатку и вложил ее в детскую руку. — Спасибо, и… Я не хотел быть таким грубым. — Что вы, нет проблем. — Парнишка засиял, зажав в кулаке деньги. — Спасибо, мистер! — крикнул он вслед Заку, который направился в сторону дома Романовых. Он молился, чтобы Моника и Николь оказались там. Когда Зак убедился, что они дома, он сначала испытал облегчение, а потом рассвирепел. — Что ты, черт побери, придумала?! — прорычал он после того, как буквально выволок Монику из кухни в коридор, чтобы поговорить с ней наедине. — Я же сказал, чтобы ты оставалась на месте! Ты слышишь?! Ты хотя бы представляешь себе мое состояние, когда я вас там не увидел?! — Но ведь мальчику было сказано… — Я знаю, что ты предупредила мальчика, черт побери! Но к тому времени, когда он мне это сказал, я уже испытал все муки ада, представляя себе самое худшее! — О, мне очень жаль, — произнесла Моника, поняв, что гнев Зака является не чем иным, как просто способом исторгнуть из себя страх. Но Зак словно не слышал ее. — Разве ты не понимаешь, с какой легкостью он мог схватить тебя и Ники, пока вы одни шли домой?! — бушевал Зак. — Прости, — вновь повторила Моника. Зак заставил себя успокоиться. Он запустил руку в мокрые волосы и отвел глаза. — Мне показалось, что я вас потерял, — охрипшим голосом проговорил он. Монику затопил океан чувств. Она несмело прикоснулась к нему. — О, Зак… — Моника не решалась поверить в то, что, как ей показалось, она увидела в глазах Зака. Любовь? Может ли это быть? Разве это возможно? — Мне… очень, очень жаль, — еще раз произнесла она почти шепотом. Он обнял ее за плечи и прижался лбом к ее лбу. — Это было так мучительно… — Да, для меня тоже. — Моника! — Зак слегка отклонился назад, чтобы заглянуть ей в глаза. — Ради Бога… — Шш. — Она приблизила к нему лицо и как-то очень просто и естественно закрыла своими губами его рот. Судорога свела мышцы Зака. А потом он со стоном обнял ее — так крепко, что у нее перехватило дыхание. Все отступило на задний план. Страх, гнев, размолвки, дурные предчувствия… Ничто не имело значения, кроме огня, который пылал между ними, кроме необходимости друг в друге, которая, казалось, росла и крепла по мере того, как продолжался их поцелуй. Они с трудом оторвались друг от друга. — Мы должны поговорить, — произнес Зак. Моника кивнула, судорожно сглотнув. — Да, я знаю. Но не сейчас. Скоро. Зак нежно взял ее за подбородок и заставил взглянуть себе в глаза. — Мы поймаем этого негодяя, — поклялся он. — Так или иначе, но поймаем. И он больше не причинит вам с Николь страданий. — Я знаю… — Ну, тогда все в порядке. — Зак сорвал легкий поцелуй с ее губ и отошел в сторону. — Слушай, мне нужно наконец освободиться от этого насквозь мокрого собачьего костюма. — Он потянулся к кухонной двери. Но Моника остановила его, слегка дотронувшись до его руки. — Зак. — Да? — Николь уж какая-то очень тихая. Я боюсь… Жестом Зак быстро показал, что он ее понял. Он и сам опасался того же. На кухне Карла и Пит делали вид, что их совершенно не заботит то, что происходит в коридоре, и безуспешно пытались заинтересовать Николь добычей, которую принес ей Хэллоуин. Моника вытащила из ящика чистое кухонное полотенце и подала его Заку. — Вот, возьми и вытри волосы. — Спасибо. — Послушно вытирая голову полотенцем, Зак исподтишка наблюдал за Ники. Ох, и не понравилось ему то, что он увидел! Возвратив Монике полотенце, он провел рукой по волосам. — Эй, малышка! — Так же, как он часто делал это раньше, Зак шутливо дернул Николь за косичку, чтобы привлечь ее внимание. — Не поможешь мне расстегнуть молнию на этом комбинезоне? А? Ни Зак, ни все остальные совершенно не были готовы к реакции ребенка. Николь вскочила на ноги, повалив стул, на котором сидела, и с плачем выбежала из кухни. — Не надо, — резко сказала Моника своей матери и Питу, которые с побелевшими от испуга лицами собрались бежать вслед за Николь. Послав Заку горестный взгляд, Моника сама кинулась за ребенком. Зак нашел Монику рядом с ванной комнатой. Женщина в отчаянии крутила дверную ручку, стучала в дверь, умоляла, упрашивала, требовала: — Открой дверь, дорогая. Пожалуйста, открой. Ники, позволь маме войти. Открой эту дверь, Николь! Сейчас же! Из-за двери слышались судорожные рыдания. — О Господи, Зак, сделай что-нибудь! — с мольбой в голосе закричала Моника, когда Зак оттеснил ее плечом в сторону. — Она закрылась там! — Николь! — Он подергал дверную ручку. Дверь была не очень крепкая. Зак смог бы вышибить ее. Он уже решил исполнить задуманное, как вдруг понял, что это очень опасно. Выбитая дверь запросто могла убить ребенка, прятавшегося за ней. — Открой дверь, Ники, — ласково убеждал Зак. Шепотом он обратился к Монике: — Принеси мне гвоздь или кусочек проволоки. В общем, что-нибудь, чем я мог бы взломать замок. Моника побежала вниз по лестнице на кухню, а Зак говорил тихим, успокаивающим голосом. Зака просто ужасало внезапное затишье за дверью. — Ники, мы любим тебя, ты это знаешь. И мама любит, и я, и бабушка с Питом, и Ада с Митчем. Дорогая, никто из нас не даст тебя в обиду. Я обещаю. Но не трогай ничего в этих шкафчиках. Понимаешь? Ты не должна ни к чему прикасаться там! Договорились, милая? Ники, солнышко, Чарли ждет тебя дома, он скучает… И Ники открыла ему. Зак опустился перед ней на колени. — О, детка! — Он заключил ее в свои объятия, крепко прижал к себе, баюкая и что-то напевая, а она, тихо всхлипывая, уткнулась лицом в его плечо. Зак закрыл глаза, чтобы сдержать набежавшие слезы, которые он не проливал со дня смерти Мэдди. — Ох, детка, детка… Подоспевшая Моника, внезапно увидев их, чуть не вскрикнула, но Зак предупреждающе посмотрел на нее. Он забыл о своих слезах, и они теперь текли по щекам. Моника сжалась, закрыв лицо руками. Карла и Пит тоже поднялись наверх. Зак одними губами проговорил: «Доктор Кунц», и Пит понял его. Он наклонился к своей жене, что-то ей прошептал и усадил на ближайший стул. Минуту спустя Зак уже слышал приглушенный голос Пита, который говорил по телефону из хозяйской спальни. Девочка зашевелилась в объятиях Зака и подняла голову. Ее огромные карие глаза покраснели, а шелковистые реснички слиплись. Личико было заплаканным и тоже покраснело от слез. Зак молча смотрел на Николь. Он надеялся, что вся любовь, которую он испытывает к этому ребенку, выражена у него в глазах и Николь сможет ее увидеть. — О, Ники… — Это был голос Моники. Из груди несчастной матери вырвалось рыдание. — Почему? Николь высвободилась из объятий Зака и обняла мать за шею. — Не… плачь… м-м-мама, — запинаясь, проговорила она скрипучим голосом. Все замерли от удивления. — Не… хочу… быть… — Она билась над словами, беззвучно проговаривая каждое слово, прежде чем сказать его вслух. Ее дыхание становилось все более и более взволнованным, глаза потемнели. Но когда Моника попыталась успокоить ее, сказав: «Я знаю, любовь моя, знаю», — Николь неистово замотала головой. Ее маленькие ручки сжались в кулачки, она топнула ногой. И слова хлынули из Николь стремительным потоком! — Не хочу больше быть Ники! Папа здесь! Папа здесь!.. Она повторяла одни и те же слова, все громче и громче. Бессильно опустившись на пол, она принялась колотить кулачками пол. Когда Зак наконец сумел прижать к себе ее извивающееся в судорогах тело, она продолжала бить — теперь уже его плечо… К приходу доктора Ники затихла и лишь иногда отрывисто всхлипывала. Моника забрала ее из рук Зака и в сопровождении молчаливого доктора отнесла в постель. Доктор сделал Ники успокоительный укол и заверил Монику: — Вам не о чем беспокоиться, препарат позволит ей крепко спать до утра без тревожных сновидений, вот и все. Когда Моника наконец спустилась вниз, все сидели на кухне вокруг стола. Карла разогрела суп, с которым мужчины тут же расправились. — Она заснула, — сказала Моника, не вдаваясь в подробности. — Бедная крошка, — проговорила Карла, промокая бумажной салфеткой уголки глаз. — Бедная, милая, маленькая крошка… — Она заговорила, — напомнил им доктор Кунц. — Давайте не забывать об этом среди всех причитаний и слез. — Он повернулся к Заку. — Все будет в полном порядке. Она ведь ребенок, а в детском возрасте многое поправимо. И меньше всего на свете ей сейчас нужно, чтобы вы, — доктор суровым взглядом окинул присутствующих, — обходились с ней как с седьмым чудом света или, что еще хуже, как с больной. Также не ждите, что она будет болтать, не закрывая рта. Может быть, словечко здесь, словечко там. Но вы должны быть постоянно начеку. Не говоря уже о том, что сейчас ее нужно оберегать от любых возможных потрясений. — Он поднялся. — Я должен сделать еще несколько визитов. Провожать меня не надо. Позвоните утром, если будет необходимость. — Поешь супу, дорогая, — предложила Карла, прерывая молчание, воцарившееся после ухода доктора. Все были измучены. Зак наконец сбросил с себя костюм далматинца. На скуле у него был заметен фиолетовый синяк — один из ударов Николь пришелся ему по щеке. — Нет, спасибо. Это был Ричард. Сейчас мы можем говорить об этом с большой уверенностью. Ники узнала его голос, он ее напугал. Мы не можем допустить, чтобы он добрался до нее. — Он сможет это сделать, — страшным голосом поклялся Зак, — только через мой труп! Моника крепко обхватила себя руками, так как внезапно у нее по коже побежали мурашки. — Ты не знаешь, на что он способен. — Мне нужна его фотография, — сказал Зак. Только сейчас ему пришло в голову, что он даже не знает, как выглядит этот мужчина. — Дай мне фотографию, чтобы я смог размножить ее и распространить. — Фотографию? — неуверенно повторила Моника. — Неужели ты думаешь, что я ношу при себе фото этого мужчины? Зак состроил гримасу. — Нет, думаю, что нет. А в альбомах?.. — Нет, ничего нет, — с несчастным видом проговорила Моника. — После развода и всех тех событий я оставила только фотографии с Ники, а все остальное сожгла. — Мне кажется, у нас должна быть фотография, — вдруг вспомнила Карла и поднялась. Через несколько минут она вернулась. — Это свадебная, — проговорила она, обращаясь к Монике и протягивая глянцевый снимок. При этом она почти извиняющимися глазами посмотрела на Зака. Пока Моника вытирала мокрые руки, Зак взял снимок. На Синклера он бросил лишь беглый взгляд. Но и этого было достаточно, чтобы выяснить, что десять лет назад у этого мужчины все волосы на голове еще были. Также Зак заметил, что глаза у этого субъекта очень близко посажены. А вот девушка в белом свадебном платье заслуживала большего внимания. Невеста была очаровательна, и она таким внимательным взглядом смотрела на своего жениха… — Я тогда была очень молода. — Моника тоже взглянула на фото. — И очень сильно влюблена. — Зак чувствовал, что внутри у него извивается безобразная змея ревности. Раньше он никогда не испытывал этого чувства, и теперь ему совсем не нравилось его состояние. Охваченный непонятной досадой, он разорвал фотографию на две части, прямо посередине. — Эта часть мне не понадобится, — буркнул он, отдавая Монике обрывок с изображением невесты. Зак сорвал со спинки стула свою куртку и, пожелав всем спокойной ночи, вышел из кухни, хлопнув дверью черного хода. Моника умылась и почистила зубы, едва соображая, что делает. После этих процедур она какое-то время пристально рассматривала свое изображение на обрывке фотографии, которую подсунула под рамку зеркала. Моника пыталась понять причину той боли, которую увидела в глазах Зака. Боль и что-то еще. Какая-то мысль, какое-то чувство превратили его глаза в два горящих недобрым огнем уголька. Гнев? Нет. Она видела его, когда он сердился. Тогда его глаза были словно предвещающее бурю небо. Ревность? Моника фыркнула. Она почувствовала, что глупо даже мысленно связывать это слово с Заком. И еще… «Я тогда была очень молода», — сказала она Заку. Она была доверчивой, наивной и невероятно привлекательной. Именно поэтому такой самоуверенный и обходительный мужчина, как Ричард Синклер, выбрал ее себе в жены. На восемь лет старше ее, он был для Моники словно волшебник, обладающий всей многовековой мудростью. Моника училась в закрытых школах и была к тому же единственным ребенком у Карлы и Томаса Гриффит. Ни о каком опыте до брака не могло быть и речи. А Ричард, привыкший легко одерживать победы на любовном фронте, был заинтригован скромностью Моники и поэтому делал все, чтобы ее добиться. Стремительное, как ураган, ухаживание закончилось сказочной свадьбой. Но сказок в жизни не бывает. Неопытность и скромность девушки, которые так дразнили Ричарда до свадьбы, стали для него скучны после свадьбы. От первой брачной ночи в памяти Моники остались только унижение и боль. Медовый месяц на Гавайских островах превратился в формальность — через три дня Дик стал искать удовольствия на стороне. Эта девушка с лучистыми глазами на фотографии и не подозревала, что еще для нее припасено. Она была очень молода… «И очень сильно влюблена», — парировал Зак, услышав эти слова. Да, она действительно была влюблена — влюблена в саму любовь. Это было что-то вроде фантазии, девичьей мечты, не имевшей отношения к реальности. Только сейчас она начала понимать, что такое любовь, и у нее появился шанс стать счастливой. А что касается невесты на фотографии… Моника вытащила снимок из-под рамки зеркала и разорвала его на мелкие кусочки. Она пробудилась от беспокойного сна, когда рассвет едва забрезжил в незашторенном окне. Моника поднялась на локте и внимательно посмотрела на Николь. Ночник в нише стены был включен, и она смогла рассмотреть выражение лица дочери. Во сне черты ее были спокойны и расслаблены, дышала она глубоко и ритмично через слегка приоткрытый ротик. Раздался какой-то звук. Моника застыла, прислушиваясь. Легкий щелчок по стеклу. Еще один. Видимо, именно эти звуки и разбудили ее. Моника откинула одеяло и встала с постели. Потом на цыпочках подошла к окну, вгляделась в полутьму. И непроизвольно отпрянула назад, когда еще один камешек ударился о стекло. Остатки сна слетели с нее. — Кто там? — Она снова осторожно приблизила лицо к стеклу, задержав дыхание, чтобы стекло не запотело. Сначала она смогла разобрать только выложенную черепицей крышу крылечка. Ее внимание привлекло какое-то движение, и она увидела Зака. Он стоял возле калитки, а позади него у обочины дороги была припаркована машина. Зак тоже ее увидел и знаками просил спуститься вниз. Моника бесшумно, как привидение, прошмыгнула в ванную. Там она глянула на себя в зеркало, прошлась расческой по волосам и быстро оделась. Ее полусапожки стояли внизу, в холле, там же висело и пальто. — Как Ники? — спросил Зак. — Спит. — Моника остановилась на последней ступеньке, и их глаза оказались на одном уровне. Она изучала его лицо, размышляя, что сделало его кожу такой серой: предрассветная темень или усталость. — Что ты здесь делаешь? — спросила она, задрожав от порыва влажного ветра, который поднял полы ее пальто. — Что-нибудь случилось? — Да, — ответил Зак. — Нет, к Николь это не имеет отношения, — быстро заверил он, обнимая ее за плечи и ласково направляя к своей машине. — Но я еще не сделал копии с фотографии, так как все везде закрыто. — Ну, это и неудивительно — ведь сейчас ночь. — Я ругаю себя последними словами. — Он открыл дверцу машины и мягко подтолкнул Монику в салон. — Не беспокойся, — произнес Зак. — Я тебя не похищаю. Просто в машине теплее разговаривать. Он закрыл за ней дверцу и, обойдя машину, сел за руль. — Я никогда и не думала, что ты собираешься меня похитить, — заверила его Моника. — Я приехал сказать… В общем, я и не ожидал, что ты меня полюбишь. Но если ты все-таки решишь выйти за меня замуж, это не будет иметь значения. — Не надо. — Он приложил палец к губам Моники, когда она хотела возразить. — Не говори больше ничего. Только знай, что, несмотря ни на что, я твой друг. Твой — и Николь. А все остальное может подождать. — Но Зак… — Моника отодвинула его палец, запрещающий ей говорить. — Ты не понимаешь… — Я все понимаю. — Он наклонился вперед и запечатлел на губах Моники легкий поцелуй. Потом отодвинулся и, к великому разочарованию Моники, стал вылезать из машины. Моника выбралась из машины раньше, чем он обогнул капот, чтобы предложить ей руку. — Позволь мне все объяснить тебе, Зак Робинсон, самый несносный тип, с которым мне когда-либо, на мою беду, приходилось разговаривать! Послушай меня, черт тебя побери! И Моника побежала за ним, когда он развернулся и пошел к дому. Она схватила его за руку и, когда это не остановило его, встала у него на пути. — Я ведь пытаюсь тебе что-то сказать! — И я уверена, что все соседи в округе до смерти хотят это услышать, — донесся с крыльца голос матери. Ее волосы были накручены на бигуди. На ночную сорочку она накинула халат из тяжелой ворсистой ткани. В руке Карла держала газеты, за которыми и выходила из дома. На Монику и Зака она смотрела с явным недоумением. — Чем вы тут занимаетесь в такой неурочный час? Зак прав, сейчас неподходящее время для признаний. Или для того, чтобы строить планы на будущее. Сначала самое важное — безопасность Николь и ее благополучие. — Вероятно, я могу доверить это Роджеру, — сказал Зак два дня спустя. Он все не решался покинуть Виндемиер, поскольку Синклер, несомненно, только и ждал того, чтобы Зак уехал. — Не будь смешным. — Моника понимала, как важна для Зака эта поездка. Предстояла покупка второго гидросамолета, который бы сильно увеличил размах прокатной деятельности. Зак давным-давно ждал возможности сделать такую покупку. — У нас все будет отлично, — заверила Моника. Она твердо решила не становиться помехой на его пути и поэтому старалась не показывать своего беспокойства. — Ведь Митч с Диком будут здесь. Да, и не забывай про Аду, — добавила она, шутливо кивая в сторону домоправительницы, которая чистила картофель у раковины. Зак усмехнулся и громко, чтобы услышала Ада, произнес: — Ты права. Только один вид этой сердитой девоньки отпугнет кого хочешь. — Некоторые из вас, вероятно, не хотят получить сегодня вечером ужин, вот что я думаю, — не вдаваясь в подробности, сказала Ада, подмигнув, однако, при этом Николь, которая стояла рядом с ней на скамеечке и скоблила морковь. — Тушеное мясо, — заявила Николь с той обычной хрипотцой, на которую Моника уже почти не обращала внимания. Да и Зак тоже. — Тушеное мясо. — Зак одобрительно улыбнулся девочке. — Не хочется упустить такое. Что ж, буду вести себя лучше. Моника фыркнула от смеха, поворачиваясь к дочери. Мельком взглянув в кухонное окно, она замерла. — Зак… ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Зак сразу все понял и выскочил из кухни раньше, чем Ада успела повернуться и спросить, в чем дело. Если бы Моника не была парализована страхом, она наверняка бы удивилась невероятной скорости, с которой двигался Зак. Ведь он уже не молод! Она с трудом поборола желание помочь Заку и решила остаться здесь, чтобы защитить свою дочь, которая в полном неведении продолжала чистить морковку. — Мне показалось, что я кого-то увидела, — тихо ответила Моника на вопрос Ады. Она понимала, что не сможет произнести ненавистное имя. Прижав руку ко лбу, она покачала головой. — Ну, деточка, — проговорила Ада, вытирая руки о фартук и мягко усаживая Монику на стул, — не стоит так нервничать. Зак снова вошел в кухню. — Ну, что? — Ничего. Он подошел к Монике, положил руки ей на плечи. — Я чувствую себя просто дурой, — сказала она ему с глубоким отвращением к себе. — Хуже этого — трусливой дурой. — Перестань! — Зак присел перед ней на корточки и взял ее руки в свои. Пальцы Моники были холодны как лед, и Зак принялся растирать их, снизив голос до шепота: — Дик видел машину, которая была припаркована за ангаром. Сейчас, однако, ее там нет. — Но… — Моника нахмурилась. — Кто мог так быстро уехать и при этом остаться незамеченным? — Нервы у нее были натянуты до предела. — Когда я туда пришел, Дик проверял двигатель. Даже если бы пробежало стадо слонов, он бы не услышал. Я сказал ему, чтобы он пока не включал больше двигатель для проверки. — Но, может быть, мне просто показалось. — Моника вскочила на ноги. — Я должна занять себя чем-нибудь, а иначе просто сойду с ума. Ада, вы разрешите мне испечь пирог? Не успела та ответить — вернее, отказать, — как Ники захлопала в ладоши и воскликнула: — Да! Пирог!.. — Она подвинула свою скамеечку к шкафу и достала с полки пакет с пшеничной мукой. — Мамочка, я тебе помогаю… Бросив недовольный взгляд на Зака, Ада зашаркала обратно к раковине. — Только не оставляйте после себя беспорядка, чтобы мне не убираться здесь до утра, — оскорбленным тоном сказала Ада. К полудню следующего дня Зак и Роджер были уже на пути в Сиэтл. Весь вечер и все утро Зак и Моника препирались: Зак хотел остаться, а Моника, раздосадованная своим вчерашним опрометчивым поступком, настаивала, чтобы он ехал. Но прежде чем уехать, Зак еще раз собрал всех проживающих в Виндемиере и повторил те инструкции, которые давал раньше. Монике и Николь позволялось находиться только в двух местах: в доме и в офисе. Гулять на свежем воздухе они могли только в сопровождении Митча или Дика. Из гостей в Виндемиере можно было принимать лишь чету Романовых и доктора Кунца, но сама Моника с Николь ни при каких обстоятельствах не должна ездить в город, даже вместе с Романовыми. — Я собираюсь уехать максимум дня на три, — сказал Зак, когда в сопровождении Моники и Николь шагал в сторону «сессны». Там его уже ждал готовый к вылету Роджер Кресвеллл. — Уверен, что за это короткое время вы не умрете от тоски. — Он присел на корточки перед Ники. — У тебя скоро день рождения, крошка. Чего бы тебе хотелось получить от меня в подарок? Может, новое платье? — Не-ет. — Ники покачала головой. Подстриженная под Жанну д'Арк, она была похожа на прелестного маленького эльфа. — Я хочу ве-ве… — Она сморщила личико и наконец выговорила: — Велосипед! — Вот как? — Брови Зака поднялись. — А ты хотя бы знаешь, как на нем ездить? Николь помотала головой, на ее личике появилась нерешительность. Незаметно подмигнув Монике, Зак задумчиво произнес: — А не рано тебе? Сколько лет тебе исполнится? Шестнадцать? — Нет. — Николь захихикала. — Шесть. Какой ты глупый! — Ага… — Улыбнувшись ей в ответ, Зак взъерошил ее волосы и выпрямился. — Ты права: самый подходящий возраст для того, чтобы начать кататься на велике, — шесть лет. Завизжав от восторга, Николь бросилась к Заку, и он закружил ее. Как только ее ступни снова коснулись земли, она тут же побежала к Аде делиться своей новостью. Зак повернулся к Монике: — Пусть Пит выберет и купит в городе велосипед, а потом спрячет его в ангаре. — Спа… спасибо тебе, — сказала она, запинаясь и вдруг оробев. — Ники… — Давай не будем о Ники, — прервал ее Зак. — Как насчет тебя? Моника заморгала. — Меня? — Что тебе привезти из Сиэтла? — Ничего. Ничего не нужно. — Взглянув на Зака, Моника почувствовала, что ее любовь к нему требует выхода. Пусть момент неподходящий, подумала она и сказала то, что лежало у нее на сердце: — Потому что все, чего может желать любая женщина, у меня уже есть. — Любая женщина? — спросил Зак, помолчав. Напряженно всматриваясь в глаза Моники, он поднес ее руку к своим губам. — И особенно та, что стоит перед тобой, — прошептала Моника. Он заключил ее в свои объятия, и она словно растворилась в Заке и его поцелуе… — Сохрани эти чувства, — проговорил он, снова страстно ее целуя. И прежде чем подняться в кабину пилота, добавил: — А когда я вернусь, мы наконец во всем разберемся. Моника в ответ молча кивнула. Слов он все равно бы не разобрал из-за шума мотора. Она снова растерялась от наплыва чувств, но все же подняла руку и помахала ему на прощание. После ланча Николь ушла с Митчем в сарай, где Митч кормил животных, а девочка играла со щенками Зельды. Николь нравилось дрессировать своих маленьких пухленьких подопечных, командуя им «сидеть» или «стоять». При этом она смеялась и визжала от восторга. Моника отправилась в контору и открыла шкаф с архивными папками. На самой нижней полке лежало что-то еще… Это оказался альбом с пожелтевшими газетными вырезками и фотографиями, посвященными Закариусу Робинсону, звезде баскетбола. На одном из снимков внимание Моники привлекла молодая женщина, чью удивительную красоту была не в силах исказить даже нечеткая газетная фотография. Рядом с женщиной, обнимая ее за талию, стоял молодой и, как показалось Монике, глупый от счастья Зак. Надпись под фотографией гласила: «Король баскетбола взял в плен любви королеву красоты». Моника занервничала. Вполне возможно, она просто ревновала. Ревновала, пока не напомнила себе, что Зак не только развелся с этой королевой красоты, но и сама королева сейчас уже на двадцать лет старше. Она услышала, как открылась и закрылась дверь офиса, и быстро положила альбом на место. Ее ждут служебные обязанности, и их нужно выполнять. — Это ты, Дик? — спросила Моника, услышав тяжелую поступь, и с улыбкой повернулась. Слова застряли у нее в горле. — Привет, Моника, — сказал Ричард Синклер, направляясь к ней и по пути оглядывая все вокруг. — Не ахти какой офис для такого прибыльного бизнеса. — Он остановился у рабочего стола Моники и быстро просмотрел письма, которые она только что распечатала. — Вижу, что курсы секретарей, которые ты окончила благодаря мне, приносят свои плоды. — Единственное, через что я прошла благодаря тебе, — это ад, — холодно процедила Моника. Страха она уже не испытывала. Только ледяное спокойствие, подкрепленное железной решимостью. — Ой-ой, какой же ты стала склочницей! — с гаденькой улыбочкой на лице произнес он, растягивая слова. Он подошел к Монике так близко, что она могла чувствовать запах его лосьона после бритья. Это был тот самый дорогой лосьон, каким он пользовался всегда. Она зажала нос. И окаменела, когда он схватил ее за подбородок. — Может быть, прошло слишком много времени с тех пор, как я учил тебя уважению! — рявкнул он. И в следующий момент произошло нечто такое, к чему Моника не успела подготовиться: он наотмашь ударил ее по лицу. Голова Моники откинулась назад, у нее вырвался непроизвольный стон. Но она тотчас же плотно сжала губы, помня о том, как много удовольствия получит этот человек, если услышит ее плач. Она устояла на ногах и, прежде чем он успел ее остановить, рванулась к телефону. Буква «Н»! Достаточно нажать эту кнопку, чтобы объявить тревогу. Однако Синклер догнал ее, схватил за волосы и оттащил от телефона. — Где ребенок? — прорычал он. — Так я тебе и сказала! — злобно бросила Моника и, изловчившись, ударила его коленом в пах. Сложившись пополам, он не выпустил ее, и они с грохотом упали на пол. Из глаз Моники посыпались искры, она почувствовала вкус крови во рту. Ричард снова схватил ее за волосы. Что-то липкое и горячее застилало ей глаза. — Где ребенок?! — проревел Синклер, поднялся и поволок ее за собой — по-прежнему за волосы. Моника впилась в его руку ногтями со всей силой, на какую была способна, и, выругавшись, он отпустил ее. Тут открылась дверь, и кто-то вошел. — Мамочка!.. Папа!.. Не-ет! — Ники! Ники, беги! — завопила она, чуть не теряя сознание от страха. Раздалось злобное рычание, лай, послышались ругательства и крики боли. Плач Ники и звонкий, испуганный щенячий лай… Собаки! Благодарение Богу. Моника вытерла кровь, залившую ей глаза, и увидела Николь под столом Зака — бледную, как привидение, с огромными от ужаса глазами, прижимающую оба кулачка ко рту. Перед ней, то лая, то свирепо рыча, стоял на страже Чарли. — Ники… — Моника подползла к своей малышке и заключила ее в объятия. — Доченька! Тут в помещение ворвался Митч, а вслед за ним и Дик. Убедившись, что Моника и Ники уже в безопасности, они подошли к Ричарду Синклеру, которого, грозно рыча, удерживал на полу огромный пес. — Зевс! — приказал Митч. — Отпусти! Пес повиновался, но медленно и явно неохотно, не сводя с мужчины плотоядного взгляда. Без всяких церемоний Митч и Дик рывком подняли Ричарда Синклера на ноги. Отец Николь шатался, как пьяный, колени его подгибались. Модная кожаная куртка демонстрировала несколько огромных дыр, один рукав был разорван, выставляя напоказ зияющую рану, которая, вне всякого сомнения, была заслугой Зевса. — Я вызвала полицию и доктора. — Это подоспела Ада. Пройдя мимо Синклера, она плюнула на пол и тотчас же направилась к Монике и Николь. — Вылезайте! — приказала она. — Давайте, давайте. — Она наклонилась, словно собиралась вытащить их из-под стола, но прикосновение ее рук было на удивление нежным. Еще до прибытия доктора Кунца Ада уложила мать и дочь в постель. Не обошлось и без обычного брюзжания. — Твой нос-то, красавица, сломан, — сказала она Монике таким тоном, словно та сделала это нарочно, чтобы насолить Аде. — И доктор Кунц подтвердит. Что тот и сделал, радостно добавив: — Как жаль, что Хэллоуин уже прошел! Вы сошли бы за енота. Если бы Моника не была такой вялой от снотворного, она, уж конечно же, отплатила бы ему за его необычный юмор! Но ей оставалось лишь утешиться заверениями, что Николь отделалась лишь испугом. Последнее, что она увидела, прежде чем погрузиться в сон, было лицо ее матери, встревоженное и бледное. Когда Моника проснулась, у ее кровати сидел Зак. Она не знала, что он здесь уже более двенадцати часов — с тех самых пор, как вернулся домой прошлой ночью. Глядя на месиво, в которое превратилось лицо Моники, Зак остро сознавал, что именно он виновен в этих ранах, и физических, и душевных. Он обещал ей безопасность, уверял, что сумеет ее защитить… И потерпел поражение. Второй раз в своей жизни он не уберег тех, кого любил. — Зак… Его имя, произнесенное шепотом, оторвало его от тяжелых раздумий. Он склонился над Моникой, стараясь улыбнуться. — Как ты себя чувствуешь? — Как я выгляжу? — слабым голосом спросила Моника, игнорируя его вопрос. Несмотря на радость видеть его, у нее сильно кружилась голова. — Прекрасно, — хрипло ответил Зак и с нежностью провел пальцем по ее щеке. — Лжец. — Ну хорошо — ужасно. Главное — что все позади. Моника хотела что-то ответить, но сон уже одолел ее. Когда Моника проснулась в следующий раз, Зак привел в комнату Николь, крепко держа ее за маленькую ручонку. — Привет, моя сладкая, — прошептала Моника. — Я так рада, что ты и Зевс пришли мне на помощь, — сказала она с улыбкой, которая еще более исказила ее изувеченное лицо и едва не разорвала Заку сердце. — И Чарли тоже! — напомнила Николь. — Ах да, — кивнула Моника и постаралась не сморщиться от резкой боли, причиненной этим движением. — Конечно, и Чарли тоже. Вы все были такими смелыми! Скажи ему за меня спасибо, хорошо? — Хорошо. Каждое слово этого разговора ранило Зака, словно ножом. Подумать только, он болтался где-то в чужом городе, пока пятилетняя девочка и щенок защищали его любимую! Благодаря молодости и природной крепости организма Моника быстро шла на поправку. Через несколько дней она была уже на ногах. Прежняя красота понемногу возвращалась к ней, хотя перелом носа грозил небольшой горбинкой. Доктор Кунц сказал, что можно заново сломать кость и срастить ее правильно, но добавил, что он не советует, если только смещение носовой перегородки не будет затруднять дыхание. Или не вызовет храп. Моника, представлявшая теперь свое будущее исключительно в мрачных тонах, ответила, что ее храпом некого будить, и решила оставить горбинку в покое. Она понимала, что скоро придется собрать вещи и уехать. Не оставалось сомнений, что Зак хочет этого. Поездка в Сиэтл очень изменила его. Теперь ей казалось, что их нежное прощание перед его вылетом было лишь сном. Он избегал ее. Когда, уже поправившись, она заглянула в офис, Зак буквально выставил ее за дверь. — Я занят, — сухо бросил он и снова погрузился в чтение, словно ее и не было рядом. Моника тихо вышла. Он не поужинал с ними прошлым вечером. А утром, за завтраком, сухо сказал: — Мы должны выехать через час. Нас ждет судья Калдвелл. — Хорошо… — Моника беспомощно взглянула на Аду. — Можно мне тоже поехать? — загорелась Ники. — Нет, — ответил Зак, да так холодно, что личико Николь закрылось, словно цветок, от которого отвернулось солнце. Зак держал теперь на расстоянии маленькую девочку, которая вместе со своей мамой украла его сердце. Если он будет поступать иначе, то никогда не сможет отпустить их! Зак ни на секунду не верил, что после случившегося они останутся в Виндемиере. Его любовь к ним заглушалась еще более сильным желанием наказать себя. Поэтому он подарил Николь обещанный велосипед, но сказал, что очень занят и не может научить ее кататься. Впрочем, ее стал учить Митч. Он действительно был занят. Он делал все, что было в его силах, чтобы обеспечить Монике и Николь будущее без дальнейших несчастий. Для того чтобы снять с Моники обвинение прежде, чем Синклер успеет открыть рот и произнести: «Похищение ребенка», Зак перерыл все законы в поисках прецедентов. К счастью, окружной прокурор и судья видели вещи его глазами. Так называемое «похищение» Николь из дома няни они сочли не только оправданным, но и крайне необходимым. Преступные намерения Синклера были более чем ясны. Зак также добился от различных официальных лиц заверения, что, когда дело дойдет до свидетельских показаний в суде, Монику оградят от ненужного стресса. Пусть все сделанное им не исправит его ошибку, но, быть может, хотя бы чуть-чуть смягчит его вину. По пути в город Моника украдкой поглядывала на Зака, но так и не решилась спросить, чем вызвано его внезапное отчуждение. — Судья сделает все возможное, чтобы тебе передали временную опеку, пока не уладят формальности относительно постоянной. Доктор Кунц тоже там будет, — сказал Зак, словно отвечая на ее мысли. — А ты не идешь? — спросила Моника, когда он притормозил неподалеку от здания суда. — Нет. Удачи! — Зак захлопнул за Моникой дверцу и, с угрюмым видом кивнув ей на прощание, дал газу. От визга шин у Моники вдруг потеплело на сердце. Она ему вовсе не так безразлична, как он хочет показать. «Я еще поговорю с тобой, Зак Робинсон, — пообещала она, полная внезапной решимости. — И тогда мы все обсудим, хочешь ты того или нет». Зака и его машины нигде не было видно, когда примерно через час Моника и доктор Кунц вышли из здания суда. Моника отклонила предложение доктора подвезти ее. Кунц обнял и поздравил Монику и, махнув на прощание рукой, тихо отъехал на своем коллекционном «мерседесе». Оставшись одна, Моника подняла лицо к небу и сделала глубокий вдох. Как чудесно быть живой! А еще лучше, если такое возможно, быть свободной. Она открыла глаза и увидела Зака, стоявшего неподалеку и наблюдавшего за ней. На его лице было написано отчаяние. Она не произнесла ни слова и не шелохнулась, когда он двинулся к ней. Просто смотрела на него и ждала. — Моника… — Голос Зака был хриплым и резким. — Все в порядке? Моника кивнула и прижалась к нему. — Я люблю тебя. — Господи, Моника! Неужели ты не понимаешь, что я не заслуживаю этого? — прорычал Зак, задыхаясь от раздирающих его чувств. Сердце Моники подпрыгнуло от счастья. Она прижалась губами к его шее. — Глупый… — Я наделал столько ошибок! — Тогда не совершай еще одну, — прошептала Моника. — Не отвергай меня. — Она отстранилась, чтобы увидеть его глаза. — Ты любишь меня, Зак? — О Господи, да! Уже так давно, что кажется — целую вечность. Поверь, никто не будет любить тебя так сильно, как я… Страстный поцелуй Моники не дал ему договорить. Она уже услышала все, что ей было нужно.